Он коснулся моей руки и сказал, что никогда в жизни ни к кому не испытывал таких чувств. Его глаза рассказывали историю добровольной пытки. Я знала ее всю жизнь: я сама жила в истории, где во мне что-то было серьезно сломано. Я годами искала решения для собственных проблем. Я боролась с той, кем мне полагалось быть – будучи девочкой, танцовщицей, техаской, студенткой и любовницей, – и эта битва годами приводила меня к унитазу. Как и я, Брэндон всегда превосходно учился, а потом прокладывал себе путь наверх в медицине. Но его личная жизнь – то, как он к себе относился, как справлялся с ранней потерей отца, как взаимодействовал с другими людьми, особенно с женщинами, – годами оставалась без внимания. Как я могла повернуться спиной к Брэндону, когда он искал свой путь сквозь те же заросли, в которых плутала и я? Он требовал эмоциональной безопасности, а я достаточно любила его, чтобы попробовать делать так, как он просит. По крайней мере, какое-то время.
Придя на следующий день в группу, я была непоседлива, как белка. Каждые десять минут меня одолевало желание скрестить ноги. Обрывки вчерашнего разговора проплывали в сознании, но я ничего не говорила. За девяносто минут я едва произнесла пару слов.
Через два дня то же самое повторилось в четверговой группе. Лорн осведомился, как дела у Доктора Перевертыша, а Патрис спросила, все ли у меня в порядке. Когда я отказалась дать какой-либо внятный ответ, все оставили меня в покое почти до самого конца сеанса, когда Макс спросил, считаю ли я, что сохранение тайн работает. Патрис добавила, что ее тоже это интересует.
Доктор Розен начал что-то говорить, но умолк на полуслове.
– Что? – спросила я. Я оставила ему сообщение с объяснением, что согласилась хранить тайну Брэндона, но не рассказала никаких подробностей.
– Могу я кое-что сказать о сообщении, которое вы оставили? – спросил доктор Розен.
– Валяйте.
– Я не стану рассказывать вашу тайну, но…
– Тайну? – переспросил Лорн.
– Кри-сти, – протянул Макс, тихим голосом подчеркнув оба слога. – Что это ты задумала, а?
Доктор Розен заверил меня, что я не обязана раскрывать тайну Брэндона, но он хочет убедиться, что я понимаю, как действуют тайны.
– Соглашаясь хранить тайну человека, вы держитесь за его стыд.
Я уже знала эту философию. Но мне было непонятно, почему так плохо помочь бойфренду проработать свой стыд? Неужели я умру от того, что буду хранить его, пока мы разбираемся со своими отношениями?
Разве отношения – это не способность идти на компромиссы, чтобы не умереть в одиночестве рядом с жестянкой, наполненной прахом чужого младенца?
Группа жаждала раскрытия. Они пытались угадать пресловутую тайну. Что это – растрата? Банкротство? Тайная жена? Азартные игры? Подделка чеков? Педофильские побуждения? Та самая группа незнакомых людей, от которых Брэндон доверил мне хранить его тайну, теперь подозревала его в прикарманивании денег и растлении малолетних детишек. Я смотрела на доктора Розена и умоляла его заставить их заткнуться, но он качал головой и утверждал, что они помогают мне нести этот стыд.
– Они показывают вам цену, которую вы платите.
Я смотрела на лица в кругу. Легкость, которая была еще считаные минуты назад, исчезла. Как я жаждала рассказать то, чем Брэндон поделился! Я могла бы раскрыть его тайну, и Макс посмеялся бы и прокомментировал миф о сексуально ненасытных самцах. Лорн что-нибудь съязвил бы насчет переворачивания. Патрис погладила бы меня по руке и утешительно заворковала, а Бабуля Мэгги указала бы на свое обручальное кольцо. Брэд занялся бы расчетом финансового портфолио. Я любила свою группу сильнее, чем Брэндона, но не могла забрать их всех к себе домой на ночь. Они не смогли бы стать моим кавалером на очередной встрече выпускников. Они не смогли бы по вечерам держать меня за руку или завести со мной детей. Они не могли помешать мне умереть в одиночестве.
Доктор Розен спросил, что я чувствую. Мой голос надломился, когда я сказала:
– Одиночество.
35
В понедельник перед Благодарением я тихо просидела весь сеанс, пока остальные обсуждали сложности планов на праздник. Макс поругался с женой из-за того, что заказал не те панировочные сухари для начинки. Дочери Патрис находились в городе, но проводили слишком много времени с отцом. Пасынок Бабули Мэгги из Аризоны нарушил правила ее дома, куря травку на первом этаже. Доктор Розен слушал и отвечал каждому. Несколько раз смотрел на меня, но я сохраняла бесстрастное выражение лица.
Макс легонько пихнул меня в носок туфли своим ботинком.
– Что-то ты молчаливая какая-то.
Я кивнула и пожала плечами.
– И что? Что тебе позволено нам рассказать? Можешь сказать, что планируешь на Благодарение?