После этого неприятного эпизода, существенно нарушившего начальную гармонию, договаривающиеся стороны наконец приступили к делу, то есть взялись за три папки, представлявшие собой, очевидно, досье Лени. Здесь авт. вновь лишь в сокращенном виде передает то, что было сказано о «халатности тети Лени», об отсутствии у тети Лени «чувства реальности», о неправильном воспитании сына, о дурной компании, которая ее окружает… «Только не подумайте, что мы просто отсталые люди, придерживаемся слишком строгих правил и вообще не идем в ногу со временем, дело тут вовсе не в ее любовниках – турках, итальянцах или греках, – дело в том, что из-за нее доходы от нашего земельного участка на шестьдесят пять процентов ниже, чем могли бы быть; даже если продать дом и с умом вложить вырученные за него деньги, проценты на них дали бы нам сорок – пятьдесят тысяч марок в год, а то и больше, но мы – люди порядочные и ограничимся минимальными цифрами. А сколько приносит нам дом в настоящее время? Если учесть издержки на ремонт, управленческие расходы и потери от проживания деклассированных элементов в квартире Лени на первом этаже – элементов, буквально отпугивающих более солидных жильцов и тем самым снижающих общую сумму квартирной платы, – если учесть все это, сколько же дает нам дом? Меньше пятнадцати тысяч годовых, всего каких-нибудь тринадцать-четырнадцать тысяч» (слова Вернера Хойзера). А Курт Хойзер все время твердил (ниже следует лишь краткое изложение его речи, поддающееся проверке по записям авт.), что дело не в иностранных рабочих, они, Хойзеры, лишены расовых предрассудков, просто нужно быть последовательными; согласись Лени взимать со своих жильцов нормальную плату, можно было бы обсудить и такой вариант: сдать весь дом иностранным рабочим покомнатно или покоечно, назначить тетю Лени управительницей и даже положить ей бесплатную квартиру и месячное жалованье. Однако она берет со своих жильцов ровно столько, сколько платит сама, а это уже чистое безумие и противоречит даже экономической теории социалистов; ведь «именно ради нее, ради тети Лени, мы удерживаем квартирную плату на уровне двух с половиной марок за квадратный метр, а вовсе не для того, чтобы от этого выгадывали посторонние. Так, португальская семья платит за пятьдесят квадратных метров сто двадцать пять марок и еще тринадцать – за пользование ванной и кухней; трое турок (из которых один постоянно ночует у нее, так что, в сущности, турок в комнате всего двое) платят за тридцать пять квадратных метров восемьдесят семь с половиной марок, супруги Хельцен за свои пятьдесят квадратных метров – опять-таки сто двадцать пять плюс те же тринадцать марок. При этом тетя Лени дошла до того, что сама вносит за кухню и ванную двойную плату – на том основании, что сохраняет за собой комнату Льва, который в данное время фактически в квартире не проживает и содержится за казенный счет». Но окончательно переполнило их чашу терпения то обстоятельство, что тетя Лени сдает свои меблированные комнаты за цену, которая существует для немеблированных. Так что это вам не какой-то безобидный эксперимент в анархо-коммунистическом духе, это – серьезная попытка подорвать свободный рынок; за каждую комнату этой квартиры плюс пользование кухней и ванной вполне можно взять триста – четыреста марок, и это будет еще по-божески. И т. д. и т. п. И все же Курту Хойзеру, по всей видимости, было трудно заговорить о следующем пункте обвинения, который он, однако, «не может не затронуть ради полноты освещения фактического положения дел»: из десяти кроватей, находящихся в квартире, лишь семь действительно принадлежат тете Лени: одна все еще является собственностью деда, вторая – Генриха Пфайфера, весьма уязвленного всей этой историей, а третья – его родителей, Пфайферов, «у которых волосы встают дыбом», стоит им подумать, чем на этих кроватях, наверное, занимаются». Следовательно, Лени не только вопиющим образом нарушает экономические законы и права пользователей, но и самое основу основ – право собственности; Пфайферы, которые давно уже не имеют возможности общаться с Лени лично, передали свои права на кровати официальному посреднику – фирме «Хойзер ГМБХ КГ», которая в итоге обязана теперь защищать не только свои права, но и права доверившихся ей лиц; тем самым вся эта история приобретает еще большую весомость, поскольку дело идет уже о принципах. Кровать, принадлежащая Генриху Пфайферу, была подарена ему матерью Лени, когда он жил в их квартире «в ожидании призыва в армию», а подарок есть подарок, и дареная вещь по закону переходит в собственность другого лица окончательно и бесповоротно. Кроме того – авт. может, если ему угодно, использовать этот факт, – все жильцы тети Лени, вернее, все ее квартиранты почему-то работают исключительно на очистке улиц и вывозке мусора. Тут авт. не удержался и заметил, что Хельцены не работают на вывозке мусора: господин Хельцен – служащий магистрата, занимающий должность среднего ранга, а госпожа Хельцен – косметичка, и ее профессия является весьма уважаемой в обществе. Что касается португалки Анны-Марии Пинто, то она работает буфетчицей в столовой самообслуживания крупного универмага; авт. и сам не раз получал из ее рук тефтели, сырники и кофе и рассчитывался с ней лично, причем никогда не имел к ней никаких претензий. Курт кивком головы выразил согласие с внесенной авт. поправкой, однако добавил, что тетя Лени ведет себя некорректно еще в одном экономически важном аспекте: будучи совершенно здоровой женщиной, вполне способной заниматься производительным трудом еще семнадцать лет, недостающих ей до пенсионного возраста, она, по глупому наущению своего непутевого сына, бросила работу, чтобы воспитывать троих детей португальской семьи. Этим детям она поет песенки, учит их немецкому языку, привлекает к участию в той «мазне», которой сама занимается, и – это засвидетельствовано документально – весьма часто препятствует обязательному посещению ими школы, как препятствовала в свое время собственному сыну. Словом, за Лени числится целый «хвост» прегрешений, а жизнь устроена так, что любой человек, нарушающий закон, воспринимается окружающими как подозрительный элемент; кроме того, вывозка мусора и очистка улиц считаются в обществе малопочтенным занятием; в результате падает социальный престиж дома, а следовательно, падают и цены на квартиры.