Групповой портрет с дамой

Надо учесть, что беседа авт. с Хойзерами продолжалась почти три часа, от четырех до семи вечера. За это время произошло немало событий и было сказано немало слов. «Мастерица на все руки» больше не появлялась, чай в термосе слишком настоялся и стал горчить, сырные палочки утратили былую свежесть и покрылись корочкой из-за того, что в помещении было все же чересчур жарко. И хотя Вернер Хойзер назвал себя сторонником свежей струи, он не предпринял никаких шагов, чтобы проветрить конференц-зал, наполненный клубами табачного дыма (Вернер курил трубку, Курт Хойзер – сигары, авт. – сигареты); попытку авт. попросту открыть среднюю часть изогнутого дугой окна – она отличалась от остальных частей плоской металлической рамой и имела металлическую ручку, так что производила впечатление обычного окна, – эту попытку Вернер Хойзер пресек с мягкой улыбкой, но вполне решительно, заметив, что в здании имеется сложная установка для кондиционирования воздуха, которая не позволяет проветривать помещения, так сказать, «стихийно и произвольно», в любое время; это можно будет сделать лишь после того, как загорится специальный сигнал, регулирующий климатологический режим во всем здании. Тут уже Курт добавил весьма доброжелательным тоном, что как раз эти часы – незадолго до закрытия всех контор и редакций – являются часами «пик»; сигнальная лампочка, вмонтированная в раму окна, загорится примерно через полтора часа, тогда можно будет проветрить помещение; в данный момент кондиционер настолько перегружен, что не успевает поставлять достаточное количество свежего воздуха. «Все здание состоит из сорока восьми отдельных секций – двенадцать этажей, по четыре секции на этаж, – и во всех сорока восьми в это время суток диктуются деловые письма, ведутся важные телефонные переговоры, происходят представительные совещания, то есть находится слишком много людей. Если учесть, что в каждой из сорока восьми секций имеются четыре помещения, а в каждом помещении находятся в среднем две с половиной курящих единицы, – согласно статистике, одна из этих единиц потребляет в неумеренном количестве сигареты, половина второй курит трубку, и три четверти единицы, согласно той же статистике, курит сигары. Таким образом, в этом здании сейчас находятся четыреста семьдесят пять курящих единиц… Простите, я перебил брата, да и вообще, как мне кажется, нам всем пора закругляться, ибо и ваше время наверняка ограничено».

Тут вновь заговорил Вернер Хойзер (его слова приводятся сокращенно): речь идет не о деньгах, как может показаться поверхностным людям со стороны, – он отнюдь не имеет в виду авт. Тете Лени они предложили бесплатную квартиру в лучшем районе города, совершенно бесплатную, и вызвались помочь Льву, который вскоре выйдет из заключения, окончить вечернюю школу, получить аттестат зрелости и затем поступить в университет; все эти предложения были отклонены, и, поскольку некоторым людям, видите ли, нравится общество мусорщиков, они не желают даже минимально приспосабливаться к требованиям жизни; этих людей не соблазняет, не прельщает современный комфорт, они привязаны к своей старомодной плите, к своим печкам, к своим привычкам. В общем, ясно, кто из них реакционер, а кто нет. В данном случае речь идет о прогрессе общества, причем он, Вернер, употребляет слово «прогресс», выступая как бы в двух ипостасях – и как христианин, преданный церкви, и как экономист широких взглядов, а также юрист, знакомый с принципами правового государства; да, речь идет о прогрессе общества, о его движении вперед, а кто «движется вперед, должен через кого-то переступить». «Тут уж не до романтических бредней вроде песни «Когда мы шагаем плечо к плечу», которой нам в детстве надоела мать. Мы не вольны поступать как нам вздумается, вы сами убедились, что нам не дано даже в собственном доме открыть окно, когда пожелаем». Разумеется, в хойзеровских новостройках никто не собирается предоставить тете Лени бесплатную квартиру в двести одиннадцать квадратных метров, ибо это означало бы потерю почти двух тысяч марок, а также обеспечить ей печи и окна, «распахивающиеся в любую минуту». Кроме того, ей пришлось бы, естественно, примириться с известными «весьма незначительными социальными ограничениями» в отношении своих жильцов, квартирантов или любовников. «Черт побери! – впервые злобно взорвался Вернер Хойзер, но тут же взял себя в руки. – Я бы тоже не прочь так уютно устроиться, как тетя Лени». Итак, в силу этой, а также ряда других причин, но в первую голову из соображений высшего порядка, они в настоящий момент вынуждены задействовать механизм выселения, лишь на первый взгляд кажущийся безжалостным.