Читаем Групповой портрет с дамой полностью

X

В квартире Ширтенштайна царило такое оживление, какое царило, наверное, в октябре семнадцатого года в некоторых непарадных помещениях Смольного в Петербурге. В разных комнатах заседали разные комитеты. Госпожа Хёльтхоне, Лотта Хойзер и доктор Шольсдорф образовали «финансовый комитет», который должен был определить размеры финансовой катастрофы Лени по протоколам судебных описей, предписаниям о выселении и т. д. С помощью Хельценов, турка Мехмеда и португальца Пинто комитету удалось заполучить официальные извещения и другие бумаги, которые Лени небрежно совала нераспечатанными в выдвижной ящик тумбочки, а когда там уже не было места – в нижнее отделение той же тумбочки. Пельцер был придан этому «комитету трех» на правах начальника генерального штаба. Ширтенштайн вместе с Гансом Хельценом, Грундчем и Богаковым, которого Лотта привезла на такси, занялись проблемой «связи с общественностью». Питание присутствующих взяла на себя Мария ван Доорн, которой надлежало приготовить бутерброды, картофельный салат, яйца и чай. Как большинство людей, незнакомых с самоваром, Мария полагала, что чай заваривают в нем самом, так что Богакову пришлось просветить ее на этот счет; имевшийся в квартире огромный самовар, по словам Ширтенштайна, прислал ему на дом некто, оставшийся неизвестным и приложивший к нему напечатанную на машинке записку: «В благодарность за тысячекратное исполнение «Лили Марлен». Ваш знакомый». Мария ван Доорн, как и все вообще домохозяйки ее возраста, не имела опыта в заваривании чая, так что ее чуть ли не силой заставили насыпать в четыре раза больше заварки, чем она рассчитывала. В остальном Мария проявила блестящие способности; как только ей удалось создать некоторый запас еды, она принялась за пиджак авт. Довольно много времени потратив на поиски иголки и ниток, она с помощью Лотты все же обнаружила то и другое в ширтенштайновском комоде, после чего с исключительной сноровкой и без очков начала устранять уже известные читателю тяжкие внутренние и внешние повреждения в пиджаке авт., то есть практически производить художественную штопку, хотя и не имела соответствующего квалификационного свидетельства. Авт. же отправился в ванную комнату, сразу же поразившую его своими размерами и гигантской ванной, а также богатейшим ассортиментом ароматических ингредиентов. Из-за нерасторопности авт. Лотта успела обнаружить дыру у него на рубашке, и хозяин дома тут же предложил авт. свою; несмотря на некоторые различия в объеме груди и размере воротничка, рубашка пришлась ему почти впору. Есть все основания назвать квартиру Ширтенштайна идеальной: дом старой постройки, три комнаты с окнами во двор; в одной комнате – концертный рояль, полки с книгами, письменный стол; в другой, поистине огромной и похожей, скорее, на зал (ее площадь, измеренная не рулеткой, а просто шагами, – примерно шесть на семь), находились кровать хозяина дома, платяной шкаф и несколько комодов, на которых в беспорядке валялись папки с рукописями критических статей Ширтенштайна; третьим помещением была кухня, хоть и не слишком большая, но весьма просторная; и наконец – уже упомянутая ванная комната, которая по сравнению с ванными комнатами в новостройках показалась авт. роскошной, чуть ли не королевской как по своим размерам, так и по оборудованию. Окна в ванной были открыты; во дворе авт. увидел несколько старых деревьев лет восьмидесяти с гаком и увитую плющом стену. Пока авт. нежился в ванне, в прилегающих комнатах после энергичного «Тс-с-с! Тс-с-с!» Ширтенштайна внезапно воцарилась мертвая тишина. И тут произошло нечто, временно отвлекшее мысли авт. от Клементины, вернее, значительно углубившее эти мысли и придавшее им, так сказать, оттенок пронзительной тоски. Да, произошло нечто из ряда вон выходящее: запела женщина. И женщиной этой могла быть только Лени. Человеку, который никогда не рисовал в своем воображении юную прекрасную Лилофею, лучше, пожалуй, пропустить последующие строки; но тот, кто посвятил прекрасной Лилофее хотя бы малую толику своей фантазии, пусть знает: именно так могла петь Лилофея. Авт. услышал девичий голос, женский голос, звучавший как музыкальный инструмент. И что же пел этот голос? Что лилось из открытого окна через тихий двор в другие открытые окна?

У меня было покрывалодля песни моей, расшитоеснизу доверхусказаньями старыми.Глупцы сорвали его,чтобы держать его перед глазамимира, как будтоэто их ткань.Пускай они его носят.Больше мужества требует нагота.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Рассказы
Рассказы

Джеймс Кервуд (1878–1927) – выдающийся американский писатель, создатель множества блестящих приключенческих книг, повествующих о природе и жизни животного мира, а также о буднях бесстрашных жителей канадского севера.Данная книга включает четыре лучших произведения, вышедших из-под пера Кервуда: «Охотники на волков», «Казан», «Погоня» и «Золотая петля».«Охотники на волков» повествуют об рискованной охоте, затеянной индейцем Ваби и его бледнолицым другом в суровых канадских снегах. «Казан» рассказывает о судьбе удивительного существа – полусобаки-полуволка, умеющего быть как преданным другом, так и свирепым врагом. «Золотая петля» познакомит читателя с Брэмом Джонсоном, укротителем свирепых животных, ведущим странный полудикий образ жизни, а «Погоня» поведает о необычной встрече и позволит пережить множество опасностей, щекочущих нервы и захватывающих дух. Перевод: А. Карасик, Михаил Чехов

Джеймс Оливер Кервуд

Зарубежная классическая проза