Групповой портрет с дамой

Как мне теперь, не кружа более вокруг да около, приступить к крайне неприятной теме, которая не становится для меня менее неприятной от того, что я считаю Вас женщиной вполне современной и свободомыслящей, которая была замужем и, следовательно, не может не иметь представления о некоторых деталях, которых мне предстоит коснуться? В общем, когда-то я тоже учился на медицинском факультете университета, но врачом так и не стал; на медико-санитарной службе я застрял не только из-за войны, но еще и из-за неистребимого страха перед экзаменами, проявившегося во время сдачи начальной физики; однако, приобретя обширные знания и практический опыт в немецких и русских госпиталях, я после освобождения из русского плена в 1950 году в возрасте тридцати пяти лет по легкомыслию выдал себя за дипломированного специалиста и успешно лечил больных в качестве частнопрактикующего врача; но в 1955 году меня разоблачили и приговорили к тюремному заключению за мошенничество и т. д.; несколько лет я провел в тюрьме, из которой, однако, был досрочно освобожден по ходатайству проф. д-ра Кернлиха, с которым работал, будучи еще студентом-медиком, в 1937 году. Он же в 1958 году принял меня на работу к себе в клинику и вообще помог устроиться в жизни. Короче говоря, я по собственному опыту знаю, каково приходится человеку, репутация которого чем-то запятнана. Кстати, за время моей, как-никак, пятилетней «врачебной» практики я не допустил ни одной доказуемой медицинской ошибки. Ну вот, теперь Вы, по крайней мере, знаете, с кем имеете дело, хотя бы это я вам изложил. Как бы мне изложить и остальное? Попытаюсь взять быка за рога! Ваша приятельница Маргарет была настолько близка к выздоровлению, что уже можно было рассчитывать на ее выписку через шесть – восемь недель. Однако каждый визит к ней требовал от нее большого напряжения, в том числе и визиты довольно замкнутого, но тем не менее приятного господина, который в последнее время посещал ее очень часто (!!! – восклицательные знаки авт.) и которого мы сначала принимали за ее бывшего любовника, потом – за сводника, а еще позже – за чиновника дипломатической службы, познакомившего больную с иностранным государственным деятелем и, следовательно, сыгравшего в ее жизни столь роковую роль; этого государственного деятеля ей надлежало, по ее собственным словам, «привести в договорное настроение», с чем она успешно справилась, в то время как другим дамам до нее сделать его сговорчивее не удалось.