И тут я невольно вспомнил французского сочинителя водевилей Жоржа Фейдо. Пьесы этого драматурга я нашел лишь в одном месте: в историческом отделе главной театральной библиотеки. Мне выдали на дом шесть или семь довольно ветхих рукописей. Все они были напечатаны на бумаге, пожелтевшей от времени, со следами разрушений, напечатаны были на гектографе с ятями, ерами и прочими дореволюционными «излишествами» русского алфавита. На титульных листах пьес красовались фамилии цензоров, разрешивших эти пьесы к публичному исполнению. Напечатаны они в период между 1908 и 1916 годами. От предвкушения удовольствия я потирал руки. Однако встреча с творениями самого популярного сочинителя водевилей повергла меня в глубокое уныние. Если охарактеризовать всю эту писанину одним словом, то это было слово жеребятина. Грубые шутки, пошлые остроты, скабрезные ситуации. Полное отсутствие человеческих характеров, отсутствие каких-либо профессий у персонажей. Абсолютно никакой социальности. Рантье, буржуазки, богатые бездельники всех мастей, все время попадающие в идиотские ситуации, главным образом сексуальные недоразумения. Вся эта писанина устарела невероятно.
А как же тогда успех двух замечательных артистов?
Я подумал, что, вероятно, эти пьесы немало потеряли от халтурного перевода на русский язык. Кроме того, конечно, изменилось не только время. Да и социальный строй в нашей стране как-то очень не соответствовал выдумкам и ухищрениям ловкого господина Жоржа Фейдо. С большим огорчением я отнес эту кипу водевилей обратно в библиотеку и постарался забыть о потерянном времени. Однако одну пьеску, «Ключ от спальни», я как-то выделил. Мне показалось, что она немного лучше других.
Шло время. Я искал сценарий или другое литературное произведение, которое можно было бы экранизировать.
Но ничего не попадалось. Иногда я вспоминал этот самый «Ключ от спальни» и в очередной раз отказывался от него. Я тем не менее очень доверяю собственному организму (а кому еще доверять?!). Если организм что-то вспоминает, то, может, не следует от этого так категорически отбрыкиваться? И я, думая об околесице под названием «Ключ от спальни», стал размышлять: а что все-таки можно сделать с этим текстом? Как в него влить донорскую кровь? Как облагородить сочинение? И постепенно шаг за шагом приходили в голову разные предложения, мысли. Первое и главное: надо изменить «национальность» вещи, перенести действие в Россию, в которой в начале двадцатого столетия сформировалось интересное время, которое после назвали Серебряным веком. Время, когда расцветала промышленность и самые разные искусства. Во-первых, поэзия — Блок, Северянин, Маяковский, Ахматова, Вертинский и другие. Живопись, театр, издавалось много книг и журналов, появился национальный синематограф. Столыпин проводил свои реформы, шумели успешные балетные Русские сезоны в Париже, образовался российский парламентаризм — Государственная дума. Страна бурлила, кипела. В моде была манерность. Выплыл на поверхность запрятанный ранее эротизм… Короче, время было интересное и для фильма благодарное. Далее я решил «подарить» всем этим французским бездельникам профессии: фабрикант, поэт-декадент, крупный ученый, отставной военный, который руководит полуденным выстрелом из Петропавловской крепости. Перенести действие в связи с этим в столицу России Санкт-Петербург и его дачные окрестности. Короче, мысль закипела. Должен заметить, люблю снимать в Петербурге, который считаю красивейшим городом страны.