Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итоги

Пожалуй, ни в одной своей постановке я не испытывал такого чувства внутренней свободы, раскованности. И мозги работали на удивление плодотворно. Все без исключения исполнители были моими единомышленниками, мы понимали друг друга с полуслова. Картина снималась в сжатые сроки, мы одолели ее за два с небольшим месяца. Во время съемок я вспоминал, как называли литературу немецкого романтизма: Sturm und drang — буря и натиск. Группа, собранная, как пружина, работала стремительно, слаженно, с энтузиазмом. Все были одержимы одним — сделать отличную картину. Должен сказать, что немалая заслуга в таких увлеченных съемках принадлежит исполнительному продюсеру Леониду Бицу. Раньше его должность называлась директор картины. Творческий, рисковый, активный, мгновенно соображающий, киношник до мозга костей, никогда не унывающий, Леонид был, конечно, мотором, двигателем съемочной группы. Для него всегда существует один закон — съемка должна состояться во что бы то ни стало. Слово «нет» в его словарном арсенале отсутствует. При этом он прекрасно знает все кинематографические специальности, а также — легок, обаятелен, наделен чувством юмора. Одним словом, Организатор с большой буквы. Ему удавалось достичь невозможного: добыть войска, получить разрешение на съемки проезда ЗИСа в тоннеле метро, он смог уговорить владельца «Мерседеса-600» наполнить его нечистотами и еще многое другое. Напоминаю, денег у него было ничтожно мало, так что добивался он всего отнюдь не благодаря толстому кошельку.

Когда картина снимается, а в особенности когда складывается (т. е. монтируется), очень трудно найти критерий оценки отснятого материала. Определить качество отдельного эпизода или как сыграла актриса в данной сцене относительно несложно, но когда надо понять фильм в целом, его развитие, движение сюжета, осмыслить длинноты или, наоборот, скороговорки — это ох как непросто. Слишком много раз все видено, и, как у нас говорят, глаз уже «замылен». И окружающие тебя сотрудники тоже очень «несвежи».

Здесь очень важно, чтобы тебе самому нравилось, как получилось. И только две картины, сколько бы я их ни смотрел в монтажном периоде, всегда доставляли мне удовольствие: «Берегись автомобиля» и «Ирония судьбы». Кадры всех остальных лент никогда не вызывали у меня однозначной положительной реакции. А вот «Старые клячи» на каждом рабочем просмотре вызывали у меня радостные эмоции. Я не мог не считаться с этим фактором, так как прихожу в просмотровый зал с чувством враждебности к тому, что я снял. Ибо нарциссизм — самое страшное, что может быть в оценке собственного труда. И вообще, чувство, что ты смотришь картину, снятую твоим злейшим врагом, очень плодотворно — оно помогает безжалостному выбрасыванию реплик, сцен, эпизодов. Конечно, важно не выплеснуть ребенка. Но именно в соблюдении пропорций «любви и ненависти» — главное свойство режиссера, складывающего ленту.

Признаюсь, «ненависти» к «Клячам» не хватало. Нет, умиления тоже не было, но чувство, что картина получилась необычная, с блестящими актерскими работами, прекрасными песнями, неожиданными сюжетными завихрениями, не оставляло. Еще раз говорю, можно меня за это пинать, презрительно пожимать плечами, наделять нелестными эпитетами, но я никогда не кривлю душой. К «Старым клячам» я испытывал нежную любовь и с волнением ожидал первых просмотров на публике. Ибо тем не менее только зритель выносит окончательную и справедливую оценку любой картине, а в особенности комедии. Когда на мелодраме публика безмолвно сопит, постановщик может считать, что зритель сильно расчувствовался, если же комедию зал смотрит в молчании, комедия провалилась.

При встрече «Старых кляч» с публикой действительность превзошла все мои надежды. Прием был потрясающий и на премьерных показах в московском Доме кино, и в петербургском кинотеатре «Аврора», и в Москве в кинотеатре «Художественный», и на первом показе ленты в Самаре. Я уже стреляный воробей, испытавший многое, но такой зрительский успех был у меня до этого два-три раза. Смех, хохот, аплодисменты во время сеанса, овация после и заплаканные глаза у людей, покидающих зал.

Какая награда может быть выше?!

В середине мая 2000 года в Санкт-Петербурге состоялся традиционный фестиваль «Виват, кино России!». Он проходил уже восьмой раз. Это особый праздник киноискусства — здесь нет профессионального жюри, судьями выступают зрители. Они, выходя из зала кинотеатра, голосуют билетами. В этом году на фестивале было представлено двадцать отечественных фильмов. Договориться, совершить сделку, заранее определить фильм-победитель, кого-то подкупить здесь невозможно — слишком уж велико жюри, десятки тысяч зрителей. Это своего рода народный референдум. Наша лента «Старые клячи» получила Гран-при, который называется замечательно: «Приз зрительских симпатий». На церемонии закрытия мне вручили тяжеленную красивую вазу. Этим призом я горжусь особенно, ибо он говорит о самом лучшем признании — народном.