Груз небесный

– Да ты особо не волнуйся, беспредела у нас нет, просто против дедов никто не идет… Во-первых, так заведено, а во-вторых…

– А, во-вторых, каждый ждет не дождется, когда он сам станет дедом, так?

– Точно, – ответил земляк… – А вообще тут не служба, а работа. Большой хозвзвод. Есть, правда, два взвода сопровождения воинских грузов – те службу тянут, а остальные пашут, как на гражданке… Сам увидишь, обмундированы кто во что… Тут зимой к нам генерал из Москвы приезжал… Построили полк, идет он с командиром вдоль строя, личный состав оборванный, офицеры мрачные, а один литер[11] румяный такой стоит, веселый, в глазах оптимизм. Подходит генерал к нему, тот каблуками щелкает и, как положено, представляется… командующий танковым корпусом лейтенант Иванов… Генерал хмыкнул, а когда отошел от лейтенанта, говорит командиру части: «Лейтенанта надо врачам показать». «Почему?» – спрашивает командир полка. «А он сказал мне, что корпусом танковым командует». «Да, так оно и есть, – говорит командир части, – раньше-то он у нас танковым взводом командовал, но два танка отправили в утиль, а у последнего он двигатель пропил, ходовую потерял – одним корпусом теперь и командует…»

– Это анекдот, – сказал Веригин, – его можно сейчас рассказывать про всю Российскую армию…

– Точно, – сказал земляк, – ну, я пошел, если что, ты меня можешь найти в оружейной мастерской, она за вещевым складом, длинное старое здание… Лады?

– Хорошо, – ответил ему Веригин, как можно ровнее, но душа его радовалась: «Земляк – это то, что нужно, для выживания в армии».

Слава быстро умылся и убежал, а Веригин пополоскал рот водой, но это мало помогло, ощущение, что после курения ему отшибло все рецепторы во рту, осталось. Он пошел в роту, намереваясь взять в тумбочке зубную щетку, чтобы еще раз почистить зубы, но передумал, потому что, открыв тумбочку увидел пару старых черных погон и петлицы с эмблемами связи. «Молодец, Слава». Сунув погоны в карман, чтобы не пропали, Веригин пошел к дневальному поинтересоваться, поставили его на довольствие или нет…

– На какое довольствие? – не понял вопроса дневальный.

– Котловое, – пояснил Дима.

– Котловое-половое, – съерничал дневальный, – конечно, не поставили, но ты не ссы, пойдешь на завтрак с ротой, и я тебе пайку найду… Славка мой друг, понял?

– Понял, – ответил Веригин.

Все складывалось удачно. Он сходил на завтрак, вернулся в роту, в которой почти никого не было, и решил было перешить погоны, как прибежал дневальный и сказал, что командир роты зовет его в канцелярию.

Веригин не спеша подошел к зеркалу, оглядел себя с ног до головы, заправился и повторяя сквозь зубы:

– К торжественному маршу… побатальонно… на одного линейного дистанции… – двинулся в сторону канцелярии третьей роты.

* * *

На следующий день я появляюсь в роте за пятнадцать минут до подъема. Красноглазый и опухший после бессонной ночи, Тумашевский докладывает: «Происшествий не случилось, личный состав на местах… весь…»

– Как с курением?

– Нормально, пришлось кое-кого повоспитывать, но они против ничего не имеют… тут, как на работе, заработал – получил…

Я понимаю, что значит «повоспитывать», но опять представляю, что может сделать один незагашенный окурок с восемью десятками жизней, и действия Тумашевского не кажутся мне чрезмерными.

Пока дневальные будят бригадиров, а те, ругаясь, поднимаются, вспоминаю споры Силина и Шнуркова. В стройбате командиры редко спорят о существующих порядках: те, кто не сломался в первые годы службы, не написал рапорт об увольнении, не спился, окружают себя оболочкой невосприимчивости или начинают считать, что все, что имеет место в стройбате, – характерно для жизни вообще, так стоит ли чему-то удивляться и биться головой об стену. Правда, иногда глаза стройбатовских старожилов открываются. Чаще всего это бывает при столкновении с иной жизнью либо с приходом в стройбат новых людей со свежим взглядом на военно-строительные проблемы.

Видимо, таким человеком в замкнутом пространстве нашей «штаб-квартиры» оказался я, и Шнурков с Силиным стали выяснять – откуда и что берется.

– Все беды от контингента, – говорил Силин, словно был не самолетостроителем, а социологом, как Горбиков, – кого призывают к нам: нестроевиков, судимых, переростков, больных, дебилов…

– Ну ты загнул, – отвечал ему Шнурков, – где ты таких видел?

– А Белокопытов?

– Нашел дебила, – передразнил его Шнурков, – он не дебил и даже не дурак, он умнее нас с тобой… Но дело не в этом. Дело в том, что командиры реальной власти не имеют. Армия – как ни крути – дело подневольное. Она собирает в одном месте множество разных людей. Чтобы их сколотить, сделать боеспособными, нужна командирская жесткость: козой таких, как Володин, Ганиев и Белокопытов, не напугаешь, не заставишь их, как требует устав, точно и в срок исполнять приказания и приказы… Лишили командиров власти, а свято место пусто не бывает: подразделения – мужской организм, и в них если не командир власть, то тот, у кого кулак больше… Они становятся реальной властью.