– А хрен с тобой, делай что хочешь, пиши что хочешь, иначе ты, как Меджнун, сойдешь с ума, и я останусь без земляка…
Закончив писать, Веригин бегом отнес записку вахтерше, вернулся, и земляки направились вниз по улице, интуитивно чувствуя, что где-то на их пути должна быть река.
Однако полюбоваться ее красотами не удалось. Возле цирка они налетели на патруль.
Щегольски одетый старший лейтенант поманил их пальцем, а стоящие рядом два солдата напряглись, ожидая действий двух других военнослужащих, которые явно нарушали правила поведения – были в повседневной форме одежды.
Веригин недаром начинал службу в военном училище и лучше Гвоздилина знал психологию лейтенантов-щеголей.
Он быстро подошел к начальнику патруля, представился и попросил помощи, так как они с однополчанином заблудились в незнакомом народе.
Старлей не поверил озабоченному лицу Веригина, но вещмешки и документы убедили его в том, что перед ним действительно едущие в командировку рядовые Веригин и Гвоздилин. Начальник патруля, однако, положил военные билеты земляков в карман и дал им команду следовать за ним.
Возле станции метро, рядом с каким-то сквером их ждала машина, верх которой был крыт брезентом…
– Впервые встречаю столь предупредительный патруль, – сказал Веригин Гвоздилину, когда их высадили на площади перед железнодорожным вокзалом. Как считаешь?
Гвоздилин не удостоил его ответом. Он понимал, что их вылазка в город закончилась. Можно, конечно, сделать вид, что они пошли на платформу, а затем прежним способом, через горловину станции выйти на главный проспект. Но где гарантия, что они опять не налетят на этот же патруль. А тогда пощады не жди. Даже самый лояльный патруль звереет, когда его пытаются надуть столь беспардонно.
Когда они прибыли в часть, было четыре часа дня.
– Пойдешь без отдыха? – спросил Веригина Антипин. – У нас больной и заменить некем.
– Пойду, – сказал Веригин. Он не хотел оставаться в расположении вместе с земляком, который был страшно зол на него.
На перроне станции меня встретил невысокий, плотный, пышущий здоровьем лейтенант-воздушнодесантник. Он представился и сказал, что комендант прислал его с машиной из Костромы.
Мы подогнали машину, перегрузили ящик и поехали по главной улице поселка, освещенной, но еще пустынной. Минут через пять автомобиль свернул на улочку поуже и остановился. «Да, – пронеслась в мозгу идиотская мысль, – во сне я ехал гораздо дольше…»
Деревянные ворота дома, перед которым мы остановились, были открыты настежь. Возле них и во дворе, несмотря на ранний час, стояли люди. Водитель машины выпрыгнул из кабины наружу, и стало слышно, как он открывает борт. Мы с лейтенантом вышли на другую сторону и увидели, как десантники, разделившись на две группы, аккуратно сняли ящик и поставили его рядом с машиной. Но потом, сообразив, что там он будет не к месту, перенесли его на середину двора, опустили на землю и отошли к машине.
Все, кто был за воротами, вошли во двор, но к контейнеру не подходили, держались в отдалении. Слышались вздохи и всхлипывания.
На крыльце дома стоял пожилой человек в накинутой на плечи телогрейке и без шапки. Когда десантники отошли от контейнера, он медленно спустился с крыльца, подошел к ящику, коснулся его рукой и сказал: «Коля приехал…»
Во дворе стало так тихо, что я услышал, как в доме зашлась от плача женщина.
– Лейтенант, лейтенант, – шепотом говорил командир десантников, дергая меня за рукав шинели, – мне надо ехать…
– Давай, – сказал я ему.
Хлопнула дверца кабины, завелся мотор, машина уехала, а я остался стоять посреди двора, в окружении незнакомых мне людей.
Мужчина еще раз бережно провел рукой по верхним доскам и хрипло сказал мне: «Проходи в дом…»
Я поднялся по скрипучим ступеням в сени, отметив машинально, что они не такие, как в Сибири, но все же похожи на сени.
Дом, в который мы вошли, состоял, по всей видимости, из двух половин. Вход во вторую половину был через двухстворчатую дверь, одна половинка которой была открыта. В прямоугольнике открытой двери появилась заплаканная женщина в черном платке, она хотела что-то сказать, но мужчина произнес: «Ольга… мы сами…» Из глубины второй комнаты появилась другая женщина, моложе. Она увела первую, а потом вернулась и плотно прикрыла створку.
Половина, где мы находились, была, очевидно, прихожей, кухней и столовой одновременно, а горница и спальня находились за двухстворчатой дверью.
– Я Колин отец, – сказал мужчина и указал мне на вешалку. Я разделся. Он кивнул на стул рядом с большим кухонным столом, а сам присел на табурет с другой стороны стола.
– Охо-хо, – произнес он и стал смотреть в окно, где возле ящика столпились соседи. Стул подо мной скрипнул. Он вздрогнул, будто очнулся…
– Зять с друзьями поехал в Москву, да опоздал… Звонил оттуда вечером… Теперь едет обратно… Ты без него не уезжай…
– Да-да, конечно, – торопливо произнес я первые слова в этом доме.
Помолчали.
– Как это случилось? – спросил он, словно выдохнул. – Хотя… я все знаю: Володя-зять переговоры заказывал с частью… Майор, не помню фамилии, сказал, что Коля в самоволке замерз…