Читаем ГУДБАЙ, АМЕРИКА! полностью

Подойдя ближе я различил громадных рыб из толстой проволоки с хвостами и плавниками из металлических пластин, подвешенных на длинных прутах-арках. От каждого легкого дуновения ветерка они, медленно покачиваясь, меняли позицию, создавая необычную, постоянно меняющую форму, статую.

Он вслух прочёл на табличке название:

— Александр Колдер: «Скульптура в действии», — глаза Нурлана округлились, — это же знаменитая работа знаменитого скульптора!… — рот его пытался глотнуть воздух, потому что легкие в этот момент, кажется, вдруг забыли о своих обязанностях. — Ап… ап… ап…

Наконец, внутренние меха заработали и губы, судорожно вздохнув, закрылись… не на долго.

— Нам надо обязательно попасть внутрь! — прошептали они вместе с шумным выдохом, а палец показал на здание с надписью «Музей современного искусства Сан-Франциско» (San Francisco Museum of Modern Art). Над зданием красовался причудливый стеклянный атриум, представленный полосатым черно-белым срезанным цилиндром, резко контрастирующим с другими частями здания.

— Какой туда?.. Какой музей?.. Мы же хотели… — мои слова бесполезно бились о спину быстро удаляющегося Нурлана. Мне оставалось ускориться, чтобы поспеть за очумевшим от счастливого случая любителем современного искусства.

Мы купили билеты и зашли в здание. В громадном холле внутри под стеклянным атриумом висела ещё одна видоизменяющаяся скульптура Колдера, на этот раз напоминающая большое дерево. Позже, исследуя другие залы музея, я всюду натыкался на явно узнаваемые висячие фигуры. Казалось, именитый скульптор прилепил свои работы везде, где было возможно.

Нурлан восторженно понесся по залам, ахая и охая возле каждого произведения искусства, казавшееся ему высшим достижение живописи или скульптуры. Для меня же всё это имело странный и непонятный вид. Какие-то квадраты, кубы, волны, невнятные грубые мазки и угловатые глыбы из камня, или сборище острых прутьев металла, воткнутых друг в друга. После получасового бесполезного хождения по музею я заскучал.

— Нурлан, если ты не объяснишь в чём смысл этих… нелепых творений, то я уйду! — с горечью одернул я его за руку.

Он остановился как вкопанный. Непонимающе посмотрел. Затем просветлел. Наконец, до него дошли мои слова.

— Да ты что!!! — восклинул Нурлан, — в жизни такое может случиться только раз: увидеть работы американских мастеров начала и середины двадцатого века в одном месте! Вот… — он бросил растерянный взгляд на стену, — идем сюда, — он потянул за собой. — Что ты видишь на этой картине? — его руки показывали на узкую, примерно сорок сантиметров шириной, и длинную, около пяти метров в длину, картину на стене.

Я вгляделся:

— Необычно длинную картину с разными фигурками.

— Ты не так смотришь, — он потянул меня к началу картины, — надо вглядеться сюда и постепенно идти вдоль стены, не отрывая взгляда. Понял? Не спеши, хорошенько вглядись, а потом топай.

— Попробую…

Я, следуя его совету, чуть постоял, всматриваясь в шахматные фигурки в начале картины, и начал движение вдоль неё. Вдруг, четкие квадраты шахматной доски и сами фигурки начали видоизменятся в волны, а из ладьи получилась часть стены… затем из образовавшейся стены начали появляться птицы… и вот уже на картине летят птицы… которые постепенно стали трансформироваться в рыб… Теперь уже не помню ни имени художника, ни всех персонажей той замечательной картины, но она меня впечатлила необычностью! Если на неё смотреть со стороны в целом, — как я это делал то этого, — то ничего не поймешь. Но если вглядеться так, как подсказал Нурлан, то изображение оживает.

Мне непременно захотелось сняться на фото возле этой картины, что я и сделал.

Нурлан затем потащил меня к другой картине. Небольшой, сантиметров сорок-пятьдесят в ширину и восемьдесят-девяносто в высоту.

— А здесь что видишь?

— Ну, картина поделена на две части: вверху девочка, а внизу мальчик. А что тут ещё может быть? — я всё ещё был под впечатлением первого видоизменяющегося рисунка, поэтому начал всматриваться в едва заметные линии, но ничего скрытого в них не заметил.

— На эту картину тоже надо глядеть по особому. В начале смотришь только на верхнюю часть, где девочка выглядывает с балкона и представляешь себя мальчиком с улицы. Смотри минут десять хотя бы. Затем гляди на нижнюю часть рисунка, на мальчика, и представляй себя девочкой, выглядывающей с балкона. Понял?

— Как это я себя представлю девочкой? — переспросил я.

— Ну, пойми её внутреннее состояние. Войди в её образ. Подумай о чём она может в этот момент думать и так далее… Короче, стань на минуту актером.

— А, актером?… так бы сразу сказал…

Я сконцентрировал взгляд на верхней части картины. Не знаю сколько минут я стоял, представляя себя мальчиком, смотрящим на девушку, но и тут, вдруг, произошла метаморфоза. Я неожиданно улетел в своё детство…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии