Читаем Гул проводов (СИ) полностью

Он выжидающе посмотрел на меня. Невыносимый взгляд, им можно вскрывать вены. От него пахло весной и полынью. Ненавижу полынь.

— Я люблю его… — прошептала я и сама испугалась своих слов.

— Вот видишь, всего три слова, — услышала я сзади.

 — Марк!!! — я вскочила и резко крутанулась на 180 градусов.

Он сидел передо мной, скрестив по-турецки ноги. Такой знакомый, эти волосы, эти зеленые глаза и крупные веснушки, эта кривая улыбка, этот запах сигарет.

— Ты теперь уходишь? — спросила я.

— Теперь да, — кивнул Марк.

— Прости меня, — сказала я, — Я ведь предупреждала, что я сволочь последняя.

— Мне всё равно, — сказал Марк.

— Не уходи, — сказала я, — Пожалуйста, побудь со мной. Хотя бы минуту. Мне и этого будет достаточно.

— Тут нет ни минут, ни секунд, — сказал Марк, — Правда освободила меня. Это смешно, не находишь? Всего три слова. — он рассмеялся. Опять этот заливистый, беззаботный смех, — И ты теперь свободна. Не плачь, вампирчик. Мы ещё встретимся. Кстати, мне понравились твои стихи. Красиво ты лжёшь.

Я схватила его за руку. Она была теплая и мягкая. Мне хотелось схватить его и утащить к себе и никогда в жизни не отпускать. Но он должен идти. Мёртвых нужно отпускать. И я его отпустила, а он шагнул в тёмную бесконечность и растаял, как утренний туман. А моя рука ещё долго хранила его тепло, и до утра я чувствовала шлейф аромата сигарет.

Да, теперь он ушел. Ушел навсегда. А я не могла поверить. Мне это казалось… бессмысленным? Немыслимым? Как и его смерть. Как и вообще всё происходящее.

— Вечно с влюбленными возиться приходится, — проворчал Блейн, — То вы умираете, то страдаете. А нормально любить никак нельзя, да?

— Можно, но это явно не в моей компетенции, — сказала я.

Мне стало удивительно легко. Лишь на одну ночь. Я знаю, что утром боль утраты навалится на меня с новой силой. А пока пусть будет так.

====== О простой человеческой боли, неожиданных открытиях и простуде ======

— Эта зима будет удивительно холодной. Надо запастись свитерами. Попрошу тетушку связать мне свитер с оленями, — говорила Клэр, ковыряясь в еде.

— А у меня есть исландский свитер! — похвасталась Зои.

— А какой диагноз у новенькой? — неожиданно спросила Кларисса.

— А я знаю? — я пожала плечами, — Я врачей вполуха слушаю.

— А у меня расстройство пищевого поведения, — сказала Сара.

— Это у тебя-то? — фыркнула я.

— Да, у меня анорексия.

Сара была полной. Художники эпохи возрождения бы передрались за неё.

— Я знаю, что ты думаешь. Что я слишком жирная для анорексии. До болезни у меня была фигура, как у палеотической Венеры. И мне внушали, что я должна свою инвалидность компенсировать.

— Переехала бы им ноги и дело с концом, — хмыкнула я.

— А я, дура, слушалась и сидела на диетах. В итоге сама не заметила, как блевать мне стало нечем. И как меня воротило при одном упоминании о пище. Все говорили, что я молодец, что так стремительно похудела. Осталось совсем чуть чуть. А то, что у меня анорексия, мне никто не верил. Я ведь не пересекла черту, отделяющую жируху от худенькой нимфы. Я должна была попасть в реанимацию с острой язвой, чтобы забили тревогу.

— Ужас.

Девочки согласно кивнули.

Мы продолжили есть. Сначала всё было нормально, а потом началась драка едой. Я даже не поняла, как это случилось. Девчонки кидали друг в друга кусочками жратвы. Попали и в меня. Впрочем, я не особо-то и участвовала в этом.

— Эй, ты! — к нам подошела Элис, — Ты в порядке?

— А сама-то ты как думаешь? — огрызнулась я, — Я сейчас задам тупой вопрос, но… Кроме Габриэль, с нами в палате никто не лежал?

— Совсем рассудком тронулась? — Элис покрутила пальцем у виска, — М-да, типичное ПТСР. Не было с нами никого.

— Правда?

— Да. Только ты, я и Габриэль, будь она неладна. Кстати, будь осторожна и жри побольше чеснока. Сейчас полбольницы с соплями ходит.

— Для тебя новость, что осенью люди имеют свойство простужаться? — фыркнула Зои, — Тем более, что в этом году аномальные холода.

— Вот именно, что аномальные. Может эпидемия возникнуть.

— Да че ты боишься? — махнула рукой Зои, — Ниче не будет, сколько раз был риск.

— А сколько лет ты тут лежишь? — охренела я.

— Два года, — Зои пожала плечами, — С небольшими перерывами.

— Зои у нас старожил, — похвасталась Сара, — Она всё про всё тут знает.

— Всё-таки будьте осторожны. Год назад тут не было таких холодов, — сказала Элис и ушла.

— М-да, вот ведь заноза, — сказала Зои, — У неё паранойя случаем?

— Не знаю, я в её медицинскую карту не заглядывала, — хмыкнула я.

— Всё-таки в чем-то она права, — сказала Клэр, — Я погадаю сегодня.

— А разве после Ночи, Когда Все Двери Открыты, способности не парализуются до Главной Ночи? — Кларисса удивленно приподняла брови.

— Это после Главной Ночи они парализуются. До Нового года.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Генерал в своем лабиринте
Генерал в своем лабиринте

Симон Боливар. Освободитель, величайший из героев войны за независимость, человек-легенда. Властитель, добровольно отказавшийся от власти. Совсем недавно он командовал армиями и повелевал народами и вдруг – отставка… Последние месяцы жизни Боливара – период, о котором историкам почти ничего не известно.Однако под пером величайшего мастера магического реализма легенда превращается в истину, а истина – в миф.Факты – лишь обрамление для истинного сюжета книги.А вполне реальное «последнее путешествие» престарелого Боливара по реке становится странствием из мира живых в мир послесмертный, – странствием по дороге воспоминаний, где генералу предстоит в последний раз свести счеты со всеми, кого он любил или ненавидел в этой жизни…

Габриэль Гарсия Маркес

Проза / Магический реализм / Проза прочее
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм