Гулящая

Непроницаемая ночная темень, глухи и безлюдны улицы. Ничто не мешало Проценко всецело отдаться своим мыслям, и они окружили его шумным роем. Он сравнивал вчерашний вечер с сегодняшним. Как хорошо и весело было вчера! Игра Довбни согревала сердце, а сегодня его жжет поповская водка; вчера любовался красотой Христа, а сегодня с души воротит от приставаний попадьи. Это откровенное бесстыдство на глазах у людей… — Он даже вздрогнул. — …А Христя совсем другая: робкая, стеснительная, только порой лукавый взор выдает ее… Бьется сердце, чего оно хочет?… Он и не заметил, как очутился около своего дома. Всюду темно. Он постучался в кухонное окно.

— Сейчас, сейчас! — донесся до него тотчас же чей-то голос из кухни.

«Кто же это? Христя или Марья? Лучше, если б это не была Марья».

Пока он обогнул дом и дошел до двери, она уже была распахнута, а в сумраке белела чья-то фигура.

— Ну, идите скорее, — раздался голос Христи. Его словно что-то укололо.

— Это ты, Христя? Моя голубка. И встать не поленилась, — сказал он тихо и, обняв ее, поцеловал в щеку.

— Что вы? Господь с вами! — прошептала Христя.

Проценко казалось, что она к нему еще ближе приникла. Он ощущал ее горячее дыхание.

— Сердце мое! Христиночка!

Как безумный, прижал ее Проценко к груди, покрывая поцелуями лицо, губы, глаза.

— Довольно… Еще Марья услышит, — прошептала Христя.

— Ягодка моя наливная!.. — Он ласкал ее все с большей горячностью.

— Идите, я сама запру, — сказала она громко. Он ушел в свою комнату, а Христя снова забралась на печь.

Неожиданная ласка и поцелуи еще долго не давали ей успокоиться, и она не могла уснуть. Необычное, никогда не изведанное волнение овладело ею. Ей хотелось смеяться и плакать.

«Неужели он, паныч, за которым гонятся барышни всего города, меня любит?… Неужели эта попадья, которая, говорят, хороша, как картинка, хуже меня? А я, простая девка, понравилась ему?… Странно!.. И пани к нему льнет… а ведь и она недурна собой… Значит, я для него красивей? Господь его знает! Может, ему захотелось поиграть мною да посмеяться, а я ему верю? — Неожиданный приступ тоски овладел ею, словно острые когти вонзились в сердце… — Нет, нет! Что-то здесь не так… Отчего ж так горячи его объятия?»

До самого рассвета не сомкнула глаз Христя, то млея от неожиданного счастья, то тоскуя от тревожных дум и не находя себе места от беспокойства и томления.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Наутро Христя не знает, за что ей взяться. Ощущение чего-то хорошего и вместе с тем дурного не покидает ее. То вдруг подкрадывается страшная тоска… А что, если кто-нибудь слышал, как они в сенях целовались! И люди узнают? Вот, скажут, это девка! С панычом целуется!.. И Христя чувствует, как горят ее щеки; она не знает, куда девать глаза от стыда, словно все, глядя в них, при свете дня, догадываются о ее тайне. И зачем этот день так быстро настал? Лучше б уж ночь была подольше… Потом снова становится легко на сердце, какая-то смутная надежда согревает его. Ну, а хоть бы кто и увидел? Сделала что-нибудь дурное? Ничего же! Никому! Пусть он целовал ее… Так она в этом неповинна… А если он любит ее? В самом деле — любит?… Бог его знает! Может, меня до сих пор Бог карал лихом и напастями, чтобы теперь вознаградить счастьем и покоем?… Может, счастье мое пришло?

Нелегкую задачу поставила жизнь перед Христей — решай! Трудную задачу — попробуй, отгадай! И до сих пор судьба не щадила ее, поворачиваясь к ней спиной, а теперь уж так взяла ее за живое, так распалила сердце до самой глубины, взбудоражила покой, взбунтовала крылатые думы. Недаром они осаждают ее, как ярые враги. И Христя сама не своя; то надолго уставится в одну точку, то сидит неподвижно, точно к месту приросла.

— Христя! — окликает ее Марья.

А она и не слышит.

— О чем ты так задумалась? — спрашивает Марья, смеясь и пристально глядя на Христю.

Христя вся заливается краской, точно ее уличили в чем-то дурном.

— Чего ж ты грустишь? — допытывается Марья.

Ну и бедовые глаза у Марьи! Христя чувствует, как они, точно шило, до самого сердца доходят! «И что ей от меня нужно? Отчего она следит за мной? Мать она мне? Или старшая сестра? Чего же ей хочется?» — так думает Христя и чуть не плачет от досады; она была бы рада, если б в это время весь свет провалился и она осталась одна-одинешенька со своей тоской, со своими неспокойными мыслями.

В том-то и беда, что так не бывает, как хочется!

С утра, пока Христя с Марьей вдвоем на кухне, она еще как-нибудь старается отделаться от назойливых расспросов. А когда пани придет? А если паныч позовет ее подать ему умыться? Она никак не может себе представить, что тогда будет. От одной этой мысли силы ее покидают… «Господи! Что ж это со мною стало? — думает она. — Не караешь ли ты меня за то, что я третьего дня насмехалась над любовью?…»

Тут дверь в кухню скрипнула, и на пороге показалась пани. Неумытая и заспанная, она сердито крикнула:

— Что вы тут топчетесь? Почему ставней не открываете?