Гулливер у арийцев

Форст раскрывает альбом, медленно его перелистывает,

глаза у него начинают блестеть, нижняя губа немного опус-

кается, он ее облизывает языком.

— Хо-хо-хо, господин Форст, вы покраснели, этого я не

ожидал. Ну, я доволен, что мой подарок вам понравился.

С деньгами в бумажнике я выхожу на улицу, весело на-

свистывая. Сегодня вечером бедный Штеффен, так настра-

давшийся в проклятых Штеховицах, развлекается.

Я поздно встаю, принимаю душ и после завтрака от-

правляюсь в пансион к Арнольду. Маленький человек, как

всегда, похож на заряженный аккумулятор. Его плечи при-

подняты, от этого он делается еще меньше. В руках у него

нож для разрезания книг. Как все нервные люди, он постоян-

но что-либо вертит. Очки у него сдвинуты набок, галстук

висит.

— Мне говорили, Штеффен, что вы болели; действитель-

но, вид у вас неважный: под глазами синяки, лицо желтое.

А я хотел узнать, нет ли у вас чего-либо нового для меня?

— Нет, из-за болезни я был лишен возможности получать

информацию. Но я на днях кое-куда уеду и надеюсь привез-

ти нечто, представляющее, для вас, Арнольд, конкретный

интерес.

— Кстати, слыхали ли вы, Штеффен, что убит Урбис, пра-

вая рука Штрассера? Какая-то нелепая романическая исто-

рия.

— Да, я слышал, его ведь убили агенты гестапо.

— Откуда вы знаете?

— Вы уже имели случай убедиться в том, что я распола-

гаю неплохими источниками информации и умею комби-

нировать. Больше я вам не могу ничего сказать, но рекомен-

дую очень остерегаться. Страсбург близок от границы. Вы

214

у себя одни, ночью пролезет некто вам неизвестный, пиф-

паф — и аминь.

— Ну, это не так просто: у меня есть сторож, все на ночь

закрывается; кроме того, Урбиса убили не в отеле, а куда-то

заманили. Со мной это не пройдет.

— Не будьте самоуверенны, Арнольд. А теперь пойдем

пить кофе.

— Знаете, Штеффен, вы меня в высшей степени интере-

суете. Я кое-кого о вас расспрашивал, и, скажу вам прямо,

некоторые о вас плохо отзываются.

— Я знаю, о ком вы говорите, это, несомненно, кто-ни-

будь из немецких коммунистов. Они меня давно пытались

привлечь к сотрудничеству, но я отказался.

Малыш изумлен.

— Да, они меня всячески уговаривали, но дело в том,

что я не могу подчиняться их механической дисциплине,

их военной организации. Я всегда ненавидел все военное,

я сторонник свободного сотрудничества людей. Кроме того,

я считаю, что в условиях Третьей империи организация не

в состоянии ничего сделать, в нее немедленно проникают

агенты гестапо, и все рушится. Гораздо целесообразнее и

разумнее работать в одиночку, доверяя только самому себе.

Я убежден, что вы, Арнольд — один наносите больше вре-

да Гитлеру, чем большая коммунистическая организация.

Наконец, я не верю в массовую работу, массу нельзя по-

вести за собой. Когда она сама поворачивает, ее можно ис-

пользовать, а это может сделать только сильная личность.

Арнольд внимательно смотрит на меня:

— Знаете, Штеффен, ваши мысли во многом совпадают

с моими собственными. Я тоже предпочитаю работать са-

мостоятельно. Я желаю всяческого успеха коммунистам, но

остаюсь один.

Таковы дела, — и он похлопал меня по колену:

— А вы интересный субъект, Штеффен. Скажите, чего

бы вы хотели для себя лично?

— Я хотел бы вернуться в Германию, освобожденную от

фашистов, иметь в своем распоряжении небольшую сумму

денег, жить в крошечной вилле в Шварцвальде и писать

215

там роман. Вот и все, к чему я стремлюсь: природа, тиши-

на, ватермаиовское перо и стопка хорошей, блестящей бу-

маги. Здесь, в эмиграции, я не могу писать ничего, кроме

памфлетов, да и к ним теряю интерес. Если все это долго

продлится, я либо психически заболею, либо сделаю что-

нибудь очень рискованное.

Ночью я вспоминаю беседу с Арнольдом. Как будто, я его

неплохо околпачиваю, недоверие у него исчезает, и он чув-

ствует ко мне некоторую симпатию. Но теперь нужна пау-

за: малейшая ошибка в дозировке — и у него опять появит-

ся настороженность. Когда вернусь из Лондона, я попробую

добиться от Форста внесения ясности в мою дальнейшую

работу с Арнольдом. Если они собираются проделать с ним

нечто похожее на происшедшее с Урбисом, то, откровенно

говоря, мне это очень неприятно, — Арнольд мне лично

симпатичен.

Но в то же время я понимаю и другую сторону: что им

делать с этим Малышом? Завербовать его не удастся, этот

заморыш действительно, кажется, честен и не гонится за

деньгами.

Но, как бы то ни было, я тебя дешево не отдам, мой до-

рогой Арнольд, будь спокоен. Ты дорого обойдешься гос-

подам фашистам. Штеффен на этот раз не продешевит.

Через две недели я в первый раз в жизни в Страсбурге.

С некоторым трудом разыскиваю резиденцию Арнольда.

Как и следовало ожидать, он живет далеко не богато.

Малыш меня тепло встречает, показывает свой архив и

библиотеку. Вскоре он мрачнеет: завтра нужно платить за

бумагу, и стенографистке.

— А знаете, Арнольд, я был у Стида и привез вам от него

письмо.

Малыш поспешно вскрывает конверт.

— Штеффен, вы прекрасный парень: Стид подписался на

год и даже приложил чек. Вы просто волшебник.

— Это не все, Арнольд, я нашел вам еще двух подписчи-

ков; они, однако, предпочитают оставаться неизвестными

и будут пересылать вам деньги через меня.