Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Тяжелая судьба этих будущих политических эмигрантов продемонстрировала, как приграничное «искривленное пространство» позволяло советским правителям проявлять максимально возможную гибкость в условиях управляемого распада их власти[1086]. Скрытое продвижение советской границы вглубь северного Афганистана представляло собой лишь наиболее яркое выражение «овнутрения» страны — процесса, проявившегося в судьбах афганских детей, или таких торговцев, как Барат, или тех, кто имел двойное афганско-советское гражданство и участвовал в управлении с обеих сторон альянса[1087]. Тем не менее непреходящая роль границы в качестве онтологически значимого барьера означала и то, что «частичных» членов двустороннего сообщества в случае необходимости всегда можно оставить «снаружи»[1088]. Даже те из афганцев — членов НДПА, кто сохранил «безграничную веру» в своих советских союзников, могли «исчерпать свою безнаказанность» — когда их жизнь и работа стали неважны для сохранения «безопасности южных рубежей СССР»[1089]. Если раньше взаимно конституированное переплетение «внутреннего» и «чужого» позволяло «оживить» и привлечь на свою сторону молодежь, то теперь оно «оставляло на верную смерть» сотни людей, ожидавших, что их «не бросят в беде, протянут руку помощи». Прежние пограничные ландшафты сближения закрылись; открывались новые картографии безучастности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Советская граница закрылась — и для гуманитарного вмешательства, и для афганского варварства. Один из сотрудников КГБ вспоминал, что, вернувшись в Кушку, почувствовал облегчение, когда прогуливался среди туркменских пастухов, которые поздравляли его «с возвращением домой». «В казанах томились приготовленные жителями туркменских кишлаков плов и шурпа, горячий чай. Эта война закончилась»[1090]. Несколько дней спустя старший врач-стоматолог из пограничных войск отправился из Кушки в Ашхабад. Сдавая вещи перед полетом, он «обратил внимание на пограничников, которые разгружали вертолеты, снимали пулеметы, увозили снаряды. Впервые мы увидели, что солдаты разгружали боевую технику. На протяжении многих лет они делали обратное. Война в Афганистане закончилась»[1091].

Однако не закончилась ответственность за охрану безопасности южной границы СССР. В 1989–1990 годах, когда группы суннитских моджахедов угрожали исмаилитским шиитским кишлакам, советские погранвойска, базировавшиеся в Горном Бадахшане, провели несколько водно-наземных спасательных операций на другом берегу Амударьи[1092]. А когда 9 сентября 1991 года Таджикистан провозгласил независимость, мощная двенадцатитысячная «Группа Пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан» осталась на месте, чтобы защищать то, что официально оставалось советской государственной границей, от вторжений моджахедов[1093]. Тем не менее всего через десять лет после того, как «южные рубежи Советского Союза» были расширены для защиты «советской земли», таджикско-афганская граница стала продуцировать иерархии различения между Москвой и Душанбе. «Российские» офицеры ввели своеобразную систему вербовки, согласно которой граждане Таджикистана могли служить в их пограничных войсках и зарабатывать в звании рядового больше, чем командующий погранвойсками Таджикистана. И хотя таджикские новобранцы не получали права на российское гражданство, соглашение о статусе вооруженных сил позволяло российским офицерам получать за свою службу таджикское гражданство[1094]. В 1997 году более 20 тысяч охранявших границу «россиян» были этническими таджиками; только в 2005 году на границу распространилась суверенная власть Душанбе[1095]. В Туркменистане российские пограничники охраняли границу до декабря 1999 года. Однако с тех пор «суверенное» туркменское государство отвергает тот факт, что медицинские пункты, укомплектованные сотрудниками ООН, располагаются на границе для обслуживания «тысяч афганцев, которые въезжают в страну в поисках больниц или клиник»[1096].