I

люди, приходившие сюда, проводили здесь время и, получая, наконец, свой заказ, уходили

воодушевленные и верили, что их новое платье с возлагаемыми на него планами, надеждами и

мечтами, возможно, все это осуществит.

- Так в этом самом платье, - продолжала мадам Леблан, - как будто сам Господь не хочет

брака. Забавно, что даже церковь их не приняла. Хотя по мне, и в Сен-Дени вполне чудесно можно

обвенчаться, как говориться, было бы желание.

- А чем же базилика не годится? - вмешалась для приличья Готель.

- Так говорю же, нет её. Ломают, - добавила мадам, высматривая в зеркале прыщ.

- Как ломают, - побледнела портниха.

Не медля ни секунды, Готель выскочила на Сену и побежала через мост на центральный

остров, и вскоре, потеряв дыхание, упала наземь. Подняв глаза, она увидела рабочих, равнодушно

разбирающих стены церкви, и не знала, как это остановить. Первый раз она прошла через эти

двери, обвенчавшись, а затем исправно приходила сюда в течение пяти лет, повторяя в своем уме

это венчание снова и снова. Она поднялась и удрученная медленно пошла назад, хромая на одну

ногу от проснувшейся после пробежки боли.

- Возможно, Морис посчитал их ниже своего достоинства, - предположила сестра Элоиза,

сидя на скамейке в парке аббатства.

В последнее время она приходила сюда все чаще, словно что-то звало её туда.

- Церковь слишком сильна, - продолжала она, - а Людовик никогда ей не отказывал, даже

когда его сдерживал более здравомыслящий Сугерий. Даст Бог, епископ построит на их месте что-

то достойное себя, Парижа и Христа.

- Сейчас в Париже все только и говорят что о соборе, "Нотр-Дам, Нотр-Дам…", - добавила

Готель.

Сестра Элоиза улыбнулась:

- Не думаю, что доживу до того, чтобы увидеть его.

- Не говорите так, матушка, - нахмурилась Готель, - все делают пожертвования, и очень скоро

его построят.

- Мне кажется, во всем городе закончился материал. Я обошел все лавки за утро, - сказал

Клеман, вернувшись домой, - мы всё перекроили рабочим. Всё в порядке?

- Сестре Элоизе всё хуже, а этой стройке не видно ни конца, ни края, - Готель отставила в

сторону недомытую кадку и присела на лавку с тряпкой в руках, - иногда я думаю, что сама до

этого не доживу.

- Послушай, любимая, - подошел к ней Клеман и присел напротив, - тебе нужно отдохнуть, ты

и так все силы тратишь на этот собор. Останься завтра дома, шить все равно не из чего. Да у нас

почти и не осталось сбережений.

- О, какие глупости, - махнула рукой Готель, - уж этого добра у меня хватает. В Провансе и на

Сицилии, и деньги, и дома. Потом, дом в Лионе. Мы можем его продать.

- Не стоит себя так расходовать, душа моя, я не могу смотреть на твои жертвы, ты не жалеешь

себя совершенно. И, кстати, как твоя нога?

- Я не думаю об этом, - улыбнулась та.

- Нельзя так! Я думаю, - взял её за руку Клеман, - сбереги хоть немного себя, хоть немного

для меня, слышишь? Ты словно одержима этим разрушением, но не разрушай себя, прошу.

- Я не знаю, - заплакала, отвернувшись, Готель, - мне всё ещё хочется верить, что если я

сделаю что-то во имя Христа, то Бог пошлет мне дитя, что мне еще остается…

Договорить больше Готель не смогла, и Клеман обнял её.

Все в Париже строили собор, и на какое-то время это стало для Готель забвением. Если она не

шила, она носила на стройку еду, убирала там мусор, а вечером валилась с ног и скорее засыпала,

чтобы не думать ни о чём.

- Вы бы могли остановиться у меня, - предложила она аббатисе.

- О, дитя. Я не покидаю аббатство уже несколько лет, и сил мне хватает едва дойти до

скамейки.

- Приезжал Папа, - тихо добавила Готель, и ей стало грустно.

Она видела, как жизнь оставляет сестру Элоизу, и боялась приехать однажды и узнать, что

аббатисы больше нет. Потому она проводила в Паркле как можно больше времени. Старалась не

оставлять аббатису и не упускать её из виду, словно верила, что в её присутствии смерть побоится

себя обличить.

- Я устала, моя дорогая, - сказала однажды аббатиса, - вы не проводите меня?

Через три дня Пьер принял Элоизу в свои объятья.

Готель была спокойна. Возможно оттого, что провела последние дни аббатисы с ней рядом.

Она не спешила покидать аббатство и осталась там еще на несколько дней. Гуляла теми же

дорожками и сидела на той же скамейке в парке. Ей иногда казалось, что если поторопиться за

угол, то она непременно нагонит свою настоятельницу. Готель знала, что всё то хорошее, что она

обрела в душе и разуме за свою жизнь, она получила от сестры Элоизы. Она всегда была

примером: когда проявляла любовь и когда проявляла строгость. Она научила Готель верить

словам, не замечать глупцов, любить когда того желаешь, каяться всей душой за мелкую ошибку,

чаще смеяться и плакать, не позволять другим себя жалеть и не позволять себе быть безжалостной

к другим. Готель часто думала о глубине души аббатисы и спрашивала себя, знает ли она,

насколько действительно она была глубока. Ведь при всей ясности образа сестры Элоизы, всегда