I

- Вы же знаете, как дорог мне Прованс. Я и так помню, как устали вы от моих бесконечных

поездок в Тулузу. А теперь с гибелью графа, у меня, возможно, появится шанс стать новым мужем

графине. И это не ваш крест, и уж тем более в изгнании Констанции вы никак не виноваты.

Готель всё это понимала, Корона и всё тому подобное, и она уже была готова простить своего

горе-любовника, если бы только он не добавил следующее:

- Послушайте, Готель. Я просто не хотел обманывать вас пустыми надеждами, - проговорил

Раймунд, медленно поднимаясь выше.

- Спуститесь ко мне, - сказала ледяным голосом Готель, - прошу вас, маркиз, у меня болит

нога.

И как только тот приблизился, она со всего размаху ударила его по лицу:

- Это вам за Констанцию, - и едва маркиз снова открыл глаза, размахнулась и ударила его с

другой стороны, - а это за то, что позволили мне всё это время считать, что сделали это из-за меня.

К дому Готель подошла уже одна. Она положила ключ на стол и поднялась на балкон.

Марсель опустел. Больше не было ничего необычного в его улицах, в дыхании моря и лучах

солнца, и Готель вдруг увидела город, которого не видела прежде. Возможно, он был не столь

красочным, каким был раньше, но зато он был настоящим; и это его новое достоинство пришлось

ей по душе. Реальность, ранее затуманенная какой-то навеянной сказкой, проступила и на картине

города появились живые люди, живущие своими проблемами, заплатанные крыши и даже облака,

время от времени застилающие прозрачное небо, привносили свою долю правдивости этому

новому полотну. Неужели её любовь была настолько сильной, что она даже не обращала

внимания, что живет в иллюзорном мире, и всё это время, которое она думала, что управляет

своей жизнью, она просто была фигурой в чьей-то игре. Но она поняла всё это много позже, уже в

Париже, когда общалась с Констанцией.

- Что сказал Раймунд? - спросила та.

- Сказал, что я ни в чем не виновата, - ответила Готель и, испугавшись, что Констанция

увидит её в том сожаление или даже слёзы, вскочила с места и выскочила в коридор.

- Готель! - окликнула её графиня.

"Я должна была быть виновата, - повторяла себе мысленно Готель, - я должна была быть

виноватой, а иначе кто я тогда", - думала она и с новой силой заливалась слезами. Она могла бы

простить Раймунду и брак с Констанцией, и политику, в которой целыми днями непременно

нужно ходить за чужими вдовами, но только не то, что её любовь и подаренная ею молодость и

красота были так равнодушно забыты.

- Храни вас Господь, матушка, - сказал один из рабочих, отломив кусок хлеба.

Готель наполнила его стакан вином, и на его месте появился следующий.

- Они боялись, что вы не вернетесь, - сказал, встретивший её у собора, епископ, - и я

чувствую, что начинаю зависеть от вашего благополучия.

- Я всегда старалась делать всё правильно, но моя жизнь рушится, а я ничего не могу с этим

поделать, - ответила она и посмотрела на епископа, - хотите вина?

Морис отрицательно покачал головой.

- Мне нужно благословение, ваше преосвященство, - добавила она.

- Если это Богоугодное дело, оно вам не нужно, а если нет, то я не смогу вам его дать, -

ответил епископ.

- Мне нужна поддержка церкви для пожертвований на собор.

- Александр Третий, заложивший сюда первый камень, дал тем самым собору свое

благословение. Вы же, мадам, можете ссылаться на меня, если вам то будет необходимо, -

согласно кивнул Морис.

- Мне надо уехать из Парижа, - поднимаясь с постели, сказала Готель.

- Я не могу носить кольцо и быть одновременно ваши другом, - возмущался Клеман, - вы

совершенно не думаете о моих чувствах.

- Вы недооцениваете себя, мой дорогой Клеман, - села рядом супруга, - не будь вас со мной, я

бы уже давно сошла с ума. Вы единственное, что еще держит меня на плаву.

- Я не хотел бы опускаться до вопроса…, - начал он, но Готель прикрыла ему рот пальцем.

- И спасибо вам, что не заставляете меня опускаться до его ответа, - договорила она.

Получив у Мориса в сопровождение к своему экипажу пару крестоносцев, Готель отбыла в

Сарагосу, к королю Арагона Альфонсо Второму. Её путешествие в одну сторону заняло около

недели; через два дня остановились в Лионе, а затем, не сворачивая к Марселю, проехали по

набережной до Барселоны. На следующий день Готель прибыла в Сарагосу. Водной артерией

города служила река Эбро, она омывала Сарагосу, как Сена Париж, а Рона и Сона Лион.

Всю дорогу Готель переживала о встрече с королем, и к прибытию к королевской резиденции

она уже сомневалась в успехе своей затеи. Она сомневалась, что сможет объясниться с королем,

верно истолковать свои мысли и в итоге донести до него все свои чувства благие и израненные,

высокие и достойные понимания; но всё же, по-детски надеялась достучаться до молодого сердца

короля, которому едва исполнилось девять.

Сойдя с экипажа, она сняла капюшон и увидела, как по ступеням дворца к ней навстречу

спускается женщина. Она подошла к Готель и приветственно кивнула:

- Здравствуйте. Меня зовут Петронила, я - мать Альфонсо.