И будет вечен вольный труд

«С Востока свет, с Востока силы!»
И, к вседержительству готов,
Ирана царь^{282}

под Фермопилы^{283}Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея

Небесный дар^{284} Элладе дан.Толпы рабов бегут, бледнея,
Пред горстью доблестных граждан.

И кто ж до Инда и до Ганга

Стезею славною прошел?
То македонская фаланга^{285},То Рима царственный орел^{286}.

И силой разума и права —

Всечеловеческих начал —
Воздвиглась Запада держава,
И миру Рим единство дал.

Чего ж еще недоставало?

Зачем весь мир опять в крови? —
Душа вселенной тосковала
О духе веры и любви!

И слово вещее не ложно,

И свет с Востока засиял^{287},И то, что было невозможно,
Он возвестил и обещал.

И, разливаяся широко,

Исполнен знамений и сил,
Тот свет, исшедший от Востока,
С Востоком Запад примирил.

О, Русь! в предвиденьи высоком

Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?

1890

Панмонголизм {288}

Панмонголизм! Хоть слово дико,
Но мне ласкает слух оно,
Как бы предвестием великой
Судьбины божией полно.

Когда в растленной Византии

Остыл божественный алтарь,
И отреклися от Мессии
Иерей и князь, народ и царь,

Тогда он поднял от Востока

Народ безвестный и чужой,
И под орудьем тяжким рока
Во прах склонился Рим второй^{289}.

Судьбою павшей Византии

Мы научиться не хотим,
И все твердят льстецы России:
Ты — третий Рим, ты — третий Рим.

Пусть так! Орудий божьей кары

Запас еще не истощен.
Готовит новые удары
Рой пробудившихся племен.

От вод малайских до Алтая

Вожди с Восточных островов
У стен поникшего Китая
Собрали тьмы своих полков.

Как саранча неисчислимы

И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.

О, Русь! забудь былую славу:

Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.

Смирится в трепете и страхе,

Кто мог завет любви забыть…
И третий Рим лежит во прахе,
А уж четвертому не быть.

1894

Леонид Петрович Радин {290}

1860–1900

«Снова я слышу родную «Лучину»…»

Снова я слышу родную «Лучину».
Сколько в ней горя, страданий и слез,—
Видно, свою вековую кручину
Пахарь в нее перенес.

Сидя за прялкой, в осеннюю вьюгу,

Пела, быть может, крестьянка в тиши
И поверяла той песне, как другу,
Жгучую скорбь наболевшей души.

Полно! Довольно про горе ты пела…

Прочь этот грустный, унылый напев,—
Надо, чтоб песня отвагой гремела,
В сердце будила спасительный гнев!

Зреет в народе могучая сила,

Край наш стоит на широком пути,
То, что страдалица-мать выносила,
Сын-богатырь не захочет снести.

Мысли живой не задушит в нем голод, С

ил молодых не надломит борьба.
Смело возьмет он тяжелый свой молот
И разобьет им оковы раба.

1898