И будут люди

Тут отец снова умолкает, а Тане кажется, будто эти сухие ключицы передвинулись на ее горло и сжимают, сдавливают его, не дают вздохнуть. Однако она проталкивает воздух в грудь и тревожным голосом начинает уговаривать отца.

Что тато такое говорит? Разве ему не стало легче? Разве татусь не выходил вчера во двор, разве не сказал, что он уже чувствует себя лучше?..

Печальная улыбка вянет на губах отца. Нет, дочка, это все самообман. Ему нисколько не лучше — наоборот, с каждым днем он все больше слабеет. Да и нечего бога гневить: бог дал ему жизнь, бог и отбирает ее, зовет к себе. Он, слава богу, пожил на свете, испытал и радость и горе и смеет надеяться, что бог простит ему все вольные и невольные грехи.

— Но я, Таня, хочу умереть спокойно. Хочу знать, что и мама и ты у меня устроены… Что вам не приведется бедствовать, горе мыкать в эти тяжкие, тревожные времена, когда человек ложится спать и не знает, доживет ли он до следующего дня…

— Я не оставлю маму…

— Да, я знаю, ты у меня хорошая дочка… Но и тебе и маме надо будет чем-то кормиться, во что-то одеваться… Иметь свой теплый угол. А я вам почти ничего после себя не оставляю…

Отцу все труднее было говорить. Реденькие росинки пота выступили на лбу, их собиралось все больше и больше — вот-вот они сольются в струйки, потекут по лицу. Надо бы их вытереть, но Таня боится шевельнуться: ведь на колене у нее лежит хрупкая отцова рука.

— Слушай, детка, сюда… К тебе посватался один человек…

«Олег!»

— Это очень хороший человек…

«Но почему же он мне ничего об этом не сказал?»

— Он, правда, много старше тебя…

«Где же много, всего на два года!»

— …но богомольный и тихий… Настоящий христианин, верный сын нашей матери — церкви… К тому же он состоятельный человек, богатый хозяин. Имеет хутор и мельницу… За ним ты не будешь знать нужды и горя и сможешь помочь своей маме и сестрам…

Только теперь Таня начала понимать, что отец говорит совсем не об Олеге. Она так была потрясена этим, что вначале не могла постигнуть всей беды, свалившейся на ее голову. Таня сделала резкое движение, и отцова рука упала с ее колена.

Разве отец не знает, что она уже обручена?

Обручена?.. С кем?..

Отец поднял руку так, будто хотел с размаха ударить дочку. Но Таня и не пыталась защищаться. Она только крепко-крепко закрыла глаза и немного сгорбилась. Пусть лучше отец ее ударит, пусть бьет сколько угодно, только не это… не это ужасное сватанье…

Но отцова рука почему-то не опустилась на Танину голову. Отец сделал рукой такой жест, будто внезапный огонь дохнул ему прямо в лицо и он пытается защититься от жгучего пламени.

Кто он?! С кем она обручилась?

— Да с Олегом же!

— С каким Олегом?

— С Олегом Мирославским, — сказала Таня, немного удивленная тем, что отцу надо еще и объяснять, кто такой Олег.

Отец резко сбросил с себя одеяло, оголяя длинные худые ноги, гневно крикнул в лицо дочери:

— Этот безбожник?! Сын того безбожника!.. Да как он осмелился даже приблизиться к моей дочери? Да ты знаешь, кто его отец?!

— Его отец врач, — ошеломленная этим взрывом гнева, заявила Таня.

— Врач… — презрительно фыркнул отец. — А какой врач? Какой, я спрашиваю тебя, врач? Да знаешь ли ты, что это самый заклятый враг нашей церкви? Губитель нашей веры?.. И чтобы я отдал свою дочку, свою кровь, в проклятую семью безбожника! Чтоб я… Чтоб я…

Голос отца прервался. Он зашелся таким судорожным кашлем, что казалось, после этого гневного взрыва вывернется все его нутро, вывернется, как рукавичка. Отец приложил ко рту платок, и на платке сразу же расцвел зловещий красный цветок.

Первой пришла в себя мать. Она вытолкнула испуганную Таню из комнаты, выпроводила зятя и осталась с отцом наедине.

После этой сцены отец три дня не разговаривал с Таней. Мать все время ходила с заплаканными глазами, она жалела отца, который таял, как свечка, и жалела дочку; все в их доме притихло, замерло, и Тане порой начинало казаться, что даже время здесь ходит на цыпочках.

Она никак не могла освоиться с новостью, которую привез в тот несчастный день зять. Не могла примириться с мыслью, что совсем чужой человек, которого она видела всего один раз, посягает на нее, хочет стать ее мужем. Ведь она так никогда больше и не встречалась с ним. Не каталась с ним на коньках. Не караулила задумчивыми летними вечерами звездное небо. Не прощалась с ним по полчаса у ворот. Не мечтала о нем беспокойными, бессонными ночами, припадая горячим лицом к подушке — молчаливой подруге, хранительнице всех ее тайн. Не давала ему слова, не обещала ничего, — так как же он посмел делать ей предложение? Кто дал ему право на это?

Таня задыхалась от гнева. Ей казалось, что человек этот поступил подло, предательски. Видите ли, он испугался, не сам приехал, а прислал Виталия, чтобы тот опутал ее своей паутиной. Сам же, как паук, где-то сидит и терпеливо ждет, пока она затрепещет в тенетах. Если бы он сейчас попался ей на глаза, она сказала бы, как ненавидит его и как любит Олега.