Он прижимает к себе свёрточек с ребёнком, принимается укачивать. Спустя некоторое время девочка смолкает и засыпает. А Питер не устаёт удивляться, какая она крошечная, как легко ему ее держать и как уютно она устроилась у него на руках.
Дверца, через которую он вошёл, так и осталась открытой, и он слышит, как в пшеничных колосьях посвистывает ветер.
Выглянув в окно, он видит огненно–золотое закатное солнце – оно висит уже совсем низко над полем. А вокруг, сколько хватает глаз, только свет, красноватый вечерний свет. Внезапно он понимает, совершенно ясно, без вопросов и сомнений: это не чужой ребёнок, это его сестра Адель.
И тут Питер проснулся. Он резко сел, оглядел тёмный чердак и сказал:
– Но ведь так всё и было! Она громко кричала. Я же помню. И я взял её на руки. Она плакала. Значит, она вовсе не родилась мёртвой. Значит» Вильно Луц врёт, что она не дышала. Она плакала! Плачут только живые.
Он снова лёг и представил, как он её держит... как мало она весит... совсем крошка...
«Да, – думал он, – она точно плакала. И я её держал. И обещал маме, что буду всегда о ней заботиться. Так всё и было. Это правда».
Он закрыл глаза и снова увидел дверцу из своего сна, снова почувствовал, каково это – войти в дом своего детства, взять на руки сестру, выглянуть в окно и увидеть свет... много света...
Его сон так красив, так правдив. В нём нельзя сомневаться. Значит, гадалка сказала чистую правду. А раз то, что она сказала про его сестру, правда, так, может, и про слониху она все верно говорила и слониха приведет его к сестре?
– Слониха, – произнёс Питер.
Он сказал «слониха» всему и всем – кромешной тьме чердака, храпу Вильно Луца, спящему, равнодушному Балтизу.
– Главное сейчас – слониха, – продолжал Питер. – Теперь все в городе знают, где её держат. Она во дворце графини Квинтет. Надо каким–то образом туда пробраться. Спрошу–ка я Лео Матьена. Он полицейский, страж закона, он подскажет, что делать. Наверняка существует какой–нибудь способ попасть во дворец к графине, а там – к слонихе, и тогда всё наконец распутается, все встанет на свои места, потому что Адель жива. Она жива.
Меньше чем в пяти кварталах от меблированных комнат Полонез» находился сиротский приют. Для такого тёмного мрачного заведения название у него было неожиданное – «Приют сестёр вечного света». На самом верхнем этаже здания, в котором располагался приют, была огромная сводчатая спальня – голая и душная, как пещера, – с маленькими железными кроватками. Они стояли в ряд, точно металлические солдаты, и на каждой спала сиротка. На последней кровати, возле стенки, спала маленькая девочка по имени Адель.
Приютские дети прекрасно знали о происшествии в оперном театре, и вскоре после этой истории Адели начала сниться слониха.
В девочкином сне слониха приходила к дверям приюта и громко стучала. Сестра Мари (монашка–привратница, единственная, кому разрешалось открывать и закрывать двери «Приюта сестёр вечного света», потому что она принимала в приют никому не нужных детей) спешила на стук.
– Вечер вам добрейший! – говорила во сне слониха и склоняла голову перед сестрой Мари. – Я пришла маленькое существо забрать у вас. За девочкой пришла я, вы Аделью её зовете.
– Простите, – говорила сестра Мари. – Я вас не понимаю.
– Адель нужна мне, – повторяла слониха. – Её пришла забрать я. Место ей не тут.
– Повторите погромче, прошу вас, – говорила сестра Мари. – Я совсем стара и плохо слышу.
– Девочка нужна мне, вы Аделыо её зовёте. – Слониха чуть повышала голос. – За ней пришла я, туда уведу, где место ей.
– Простите великодушно, – говорила сестра Мари, и лицо её становилось совсем печальным. – Я не понимаю ни слова. Может, вы говорите так неразборчиво, потому что вы слониха? Быть может, всё дело в этом? Это и есть причина затруднений, которые возникают в нашей беседе? Поймите меня правильно, я ничего не имею против слонов. Вы прекрасная, грациозная представительница слоновьего племени и, судя по всему, вы замечательно воспитаны. Но факт остаётся фактом, ваша речь для меня нечленораздельна, посему я вынуждена сказать вам «спокойной ночи».
И сестра Мари решительно закрывала двери.
Сверху, из окна спальни, Адель смотрела, как слониха уходит.
– Госпожа слониха! – кричала она и била кулачком по оконной раме. – Я здесь! Я Адель! Вы же за мной пришли!
Но слониха уходила прочь, не оглядываясь. Она шла по улице и становилась с каждым шагом всё меньше и меньше, а потом, прежде чем исчезнуть, превращалась в мышку. Так часто бывает во сне: раз и готово! И вот уже не огромная слониха, а крошечная мышка спешит поскорее скрыться в сточной канаве. Адели её уже не догнать. Когда мышка окончательно скрывалась из виду, начинал валить снег. И вокруг становилось белым–бело. Снег падал и падал, покрывая булыжную мостовую и черепичные крыши. Весь мир постепенно исчезал, точно его стирали ластиком.
В конце концов вокруг не оставалось ничего и никого. Только Адель стояла у окна в своём сне и ждала.
Глава 7