i d260c02b7970fb61

– Это значит, что в первую субботу каждого месяца ты сможешь её увидеть. То есть уже в эту субботу, Питер! В ближайшую субботу!

– Правда? Я её увижу! – Питер просиял. Лицо его осветилось, точно солнцем. Лео Матьен даже оглянулся проверить, не совершило ли солнце этот неожиданный подвиг, не пробилось ли сквозь тучи, чтобы направить лучи прямёхонько на личико мальчишки. Солнца, разумеется, не было.

– Закрой окно, – донёсся из глубины чердака голос Вильно Луца. – На дворе зима. Собачий холод.

– Спасибо! – крикнул Питер Лео Матьену. – Большое спасибо!

Он закрыл створки окна и скрылся из виду.

Этажом ниже, в квартире Матьенов, Лео уселся у печки, вздохнул и принялся стягивать сапоги.

– Фу! – поморщилась его жена Глория. – Немедленно отдай мне свои носки.

Лео послушно снял носки. Глория тут же сунула их в лохань, над которой высилась шапка мыльной пены.

– Если б не я, – сказала Глория, – ты бы давно всех друзей растерял. Кому охота нюхать твои грязные носки?

– Не хочу тебя разочаровывать, – ответил ей муж, – но в общественных местах я сапог обычно не снимаю, поэтому мои носки никому нюхать не приходится.

Глория подошла к Лео сзади и положила руки ему на плечи. Потом она наклонилась и поцеловала его в макушку.

– О чём ты думаешь? – спросила она.

– Вспоминаю Питера. Как же он обрадовался, что сможет увидеть свою слониху! Прямо засветился весь от счастья.

– У этого мальчика неправильно устроена жизнь, – сказала Глория. – Его держат тут, словно в тюрьме. Всё этот, как его... Не могу запомнить, как его зовут.

– Его зовут Луц, – ответил Лео. – Вильно Луц.

– Он гоняет бедного мальчика целыми днями, точно на плацу. Заставляет его маршировать с утра до ночи. Я же слышу, как он орёт на бедняжку. Ужасная жизнь для ребёнка, ужасная.

Лео Матьен покачал головой:

– Да уж, не позавидуешь. Мальчик–то нежный, особенный, для солдатской жизни совсем непригодный. Нет, непригодный, уж поверь. Зато в нём много любви. У него большое, доброе сердце.

– Бедняжка! – Глория вздохнула.

– А он торчит на своём чердаке, взаперти, совсем один. Ему эту любовь и потратить не на кого. Это очень–очень вредно – когда любовь переполняет тебя до краёв, а тебе некуда её деть. – Лео Матьен откинул голову назад, взглянул на жену и улыбнулся. – А мы с тобой тут внизу. И тоже совсем одни.

– Перестань. – Глория помрачнела.

– Да я так, к слову. – Лео вздохнул.

– Не надо, – сказала Глория. – Молчи. – Она приложила палец к губам Лео. – Мы же пытались – не вышло. Бог нам детей не дал. Так уж он решил.

– Да кто мы такие, чтоб знать Промысел Божий! – возразил жене Лео Матьен и надолго задумался. – А что, если?..

– Не смей, – остановила его Глория. – Мое сердце уже разбито. Много раз. Я не в силах слушать твои дурацкие вопросы.

Но Лео Матьен не хотел молчать.

– А всё–таки, – шепнул он жене. – Что, если попробовать?

– Нет, – сказала Глория.

– Почему нет?

– Просто нет.

– А вдруг так бывает?

– Нет, – ответила Глория. – Так не бывает.

Глава 8

В «Приюте сестёр вечного света» под сводами огромной спальни–пещеры в железной кроватке спала Адель. Ей опять снилась слониха. На этот раз слониха стучала–стучала в двери, но сестра Мари отлучилась со своего поста, и открыть было некому.

Адель проснулась и тихонько лежала, уговаривая себя, что это просто сон, обыкновенный сон. Уговаривала, уговаривала – да всё без толку. Стоило девочке закрыть глаза, как она снова видела слониху: она стучит, стучит, стучит, а никто не открывает.

Через некоторое время Адель не выдержала, вылезла из постели, спустилась по холодной тёмной лестнице и с облегчением увидела сестру Мари: она сидела на своём обычном посту, у самых дверей. Монахиня спала, сгорбившись, склонив голову, так что подбородок её почти упирался в живот. Плечи старушки мерно вздымались и опускались, а из приоткрытого рта вырывался тихий храп.

– Сестра Мари, – позвала Адель и тронула монахиню за руку.

Сестра Мари тут же вскинулась.

– Войдите! – воскликнула она. – Наши двери всегда открыты. Стучите и входите!

– Я уже здесь, – напомнила о себе Адель.

– Ах, это ты? Ну да, конечно. Ты здесь. Это ты. Это Адель. Как хорошо, что ты здесь. Хотя тебя тут быть, разумеется, не должно. Сейчас ведь ночь. Середина ночи. Ты должна спать.

– Мне приснился сон, – сказала Адель.

– Как мило, – обрадовалась сестра Мари. – И что же тебе приснилось?

– Слониха.

– Да–да, конечно. Сны о слонихе. Сны такого рода очень трогательны. И назидательны. Хотя сама я, должна признаться, таких снов ещё не видела. Но я жду. Жду и надеюсь. Все мы должны ждать и надеяться.

– Мне приснилось, что слониха пришла сюда, постучалась, а открыть ей было некому.

– Быть такого не может, – возразила сестра Мари. – Я всегда здесь.

– А прошлой ночью мне снилось, что вы открыли двери, там стояла слониха, и она спрашивала обо мне, но вы её не впустили.

– Глупости какие! Я всех впускаю, никому не отказываю.

– Вы не сумели понять, что она говорит.

– Зато я всегда сумею открыть двери, – успокоила девочку сестра Мари. – Когда–то я открыла их для тебя.

Обняв свои коленки, Адель пристроилась на полу у ног монашки и спросила: