С таким же успехом он мог обещать слонихе, что раздобудет для нее пару огромных крыльев.
«Я совершил ужасную, ужасную ошибку, – думал Питер. – Не надо было ничего обещать. И не надо было задавать гадалке никаких вопросов. Надо было оставить всё как есть. И фокусник тоже совершил страшную ошибку. Слонихе в Балтизе не место. Это преступление. Фокусника посадили в тюрьму – и поделом. Пусть сидит там до скончания века. Его нельзя выпускать, он настоящий злодей!»
И тут в голову Питера пришла такая очевидная и такая чудесная мысль, что он даже остановился.
Фокусник!
Если существуют такие магические заклинания, благодаря которым с неба падают слоны, то наверняка есть и такие заклинания, не менее сильные и не менее волшебные, чтобы отменить первые.
Должно быть заклинание, которое отправит слониху обратно домой.
– Фокусник! – произнёс Питер вслух и тут же добавил: – Лео Матьен.
Натянув шапку на уши, он припустил бегом в меблированные комнаты «Полонез».
Глава 13
Дверь открыл сам Лео Матьен. Он стоял босиком, с повязанной на шее салфеткой. В усах его застрял кусочек морковки и хлебная крошка. Из квартиры на холодную тьму лестницы облаком выплыл запах бараньего рагу.
– Так это же Питер Огюст Дюшен! – воскликнул Лео Матьен. – И на голове у него шапка. И он стоит передо мной, а не кукует, как обычно, из чердачного окошка.
– Простите, что отрываю вас от ужина, – выпалил Питер. – Но мне надо срочно увидеть фокусника.
– Что? Кого увидеть?
– Мне надо, чтобы вы отвели меня в тюрьму, поговорить с фокусником. Вы же полицейский, страж закона, они не могут вас не впустить.
– Кто там пришёл? – спросила из кухни Глория. А потом она подошла к двери и встала рядом с мужем.
– Добрый вечер, мадам Матьен, – сказал Питер и, сняв шапку, поклонился Глории.
– И тебе добрый вечер, – ответила она.
– Да, вечер добрый, – смущённо повторил Питер и, надев шапку, снова затараторил: – Простите, что отрываю от ужина, но мне срочно надо в тюрьму.
– Ему надо в тюрьму? – переспросила Глория у мужа. – Он сказал «в тюрьму»? Господи милостивый! Что за просьбы у этого ребёнка? Да ты только посмотри на него! Какой худенький! Он же совсем... ну, как это называется?
– В чём душа держится, – подсказал Лео.
– Смотри, он прямо прозрачный! – подхватила Глория. – Тебя что, этот старик вообще не кормит? На вашем дурацком чердаке нет не только любви, но и еды?
– У нас хлеб есть, – возразил Питер. – И рыба. Только рыбки очень маленькие.
– А ну–ка зайди к нам, – велела Глория. – Я точно знаю, что тебе надо. Ты должен сию же минуту зайти к нам.
– Но я не... – начал было Питер.
– Заходи, – сказал Лео. – Давай потолкуем.
– Немедленно к столу, – сказала Глория. – Сначала поедим, а уж потом потолкуем.
На кухне у Лео и Глории Матьен было тепло и стол стоял совсем близко к печке, где плясало весёлое пламя.
– Садись, – сказал Лео.
Питер уселся. Ноги у него дрожали, а сердце колотилось, словно он всё ещё бежал.
– Боюсь, у меня совсем нет времени, – сказал он. – Честное слово. Боюсь, мне некогда ужинать.
Глория поставила перед ним миску с рагу.
– Ешь, – велела она.
Питер зачерпнул рагу, поднёс ложку к губам. Прожевал. Проглотил.
Он уже забыл, когда в последний раз ел что–нибудь, кроме чёрствого хлеба и крошечных костлявых рыбок.
И сейчас, съев первую ложку рагу, он вдруг вспомнил это тепло, этот вкус, это счастье... Точно нежная рука подтолкнула его, совсем чуть–чуть, и все, что он потерял, разом нахлынуло, накатило: сад, отец, мама, сестра, обещания, которые он дал, но не в силах выполнить...
– Что такое? – всполошилась Глория. – Почему мальчик плачет?
Лео положил руку на плечо Питеру.
– Тихо, сынок... Не волнуйся. Всё образуется. Всё будет хорошо. Мы всё сделаем, всё что надо. Вместе сделаем. Но сначала ты должен поесть. Это важно.
Питер кивнул, взялся за ложку. Он снова прожевал, проглотил – и слёзы хлынули сами. Они стекали по его щекам прямо в миску.
– Очень вкусное рагу, мадам Матьен, – проговорил Питер сквозь слёзы. – Очень–очень вкусное.
Руки у него ходили ходуном, и ложка стучала о край миски.
– Аккуратненько, – сказала Глория. – Не капни на стол.
«Прежняя жизнь ушла навсегда, – думал Питер. – Не вернёшь. Никогда не вернёшь».
– Ешь, Питер, – мягко сказал Лео.
Питер понял: только что он заглянул правде в глаза. И осознал, что утратил. Когда Питер доел, Лео Матьен взял у него из рук миску, поставил на стол и сказал:
– А теперь рассказывай. Всё рассказывай.
– Всё? – уточнил Питер.
– Да, всё. С самого начала.
И Питер начал рассказывать. Сначала про сад. Про то, как папа подкидывал его высоко–высоко в воздух и ловил, а рядом смеялась мама, вся в белом, с огромным, круглым как мяч животом.
– Небо было огненно–золотое, – вспоминал Питер. – И уже горели фонари.
– Хорошо рассказываешь, – похвалил Лео. – Я очень ясно всё это представляю. А где твой отец сейчас?
– Он был военным, – ответил Питер, – и погиб в бою. Вильно Луц служил вместе с ним, они дружили. Он видел, как погиб отец. И потом он пришёл к нам домой – рассказать...
– Вильно Луц, – повторила Глория таким голосом, словно говорила страшное проклятие.