И это взойдёт

Вадим с пониманием кивнул и сменил тему. Мы выпивали дальше, делали вид, что беседуем. Я рассказывал Вадиму, что по объявлению о пропаже Флоры звонят всякие ее бывшие заказчики. Рассказывают иногда что-то занимательное, но не имеющее отношения к делу. Например, говорят, она виртуозно кроет рабочих, но не матом, а такими ругательствами, что это само по себе представление. Или как она таджикам в рот заглядывает, чтобы проверить, как у них с насваем. Или как упирается, чтобы все делать по уму, а не как придется и как заказчику в голову взбредет. Один мужик меня час грузил, как они бодались из-за устройства системы автополива – закапывать под газоном какую-то канистру или нет. «Делать надо как надо, а как не надо, делать не надо» – поговорка у нее, оказывается, такая. Вадиму, похоже, все это было до лампочки, он вежливо покивал и к полуночи вызвал такси.

В тот вечер я слишком много съел и слишком много выпил. И ночью чувствовал себя ужасно. Ворочался, пытался вызвать рвоту и протрезветь, но ничего не помогало. Надо было уже наконец хоть что-нибудь решить, свалиться в какую-то лунку (или колею) и начать по ней катиться. Бездеятельность вымораживала. Так, не вполне протрезвев, я нащупал мобильник и написал Вадиму: «Забирай и уезжай. Я тебе верю».

Думали меня поиметь, а вот хрен вам. Я и сам себя подставлю, без вас.

Вернул телефон на тумбочку и откинулся на подушку. И только теперь заметил, что лежу на чистом белье, только сегодня поменял. Кайф-то какой. Наконец заснул. Спал я той ночью хорошо. В первый раз действительно хорошо. Утром проснулся и ощутил наконец его – новогоднее настроение.

Флора. Новый год

Невероятно, но даже беременной мне удалось втиснуть себя в вечернее платье из черного стрейч-бархата, которое я несколько месяцев назад выиграла у Марины в карты. Если бы я заранее получила приглашение на новогоднюю вечеринку к Поленовым, то заказала бы себе какой-то более подходящий наряд. Но обо мне вспомнили в самый последний момент. Похоже, пожалели. Так в девять вечера 31 декабря мне и пришлось выискивать среди своей одежды хоть что-то праздничное. Платье обтянуло выпирающий живот, но все-таки я выглядела хорошо. В те дни, когда не опухала от слез и лежания, беременность меня красила – я казалась моложе: кожа стала чище и будто светилась изнутри, волосы погустели. На лице еще маячила ссадина, но макияж с ней справился.

В гостиную особняка я вошла босиком – туфель под платье у меня не было. У Поленова отвисла челюсть – такой светской он меня не видел еще никогда.

«Ого, – выдохнул он. – Откуда у тебя это?»

Марина побледнела, но проводила меня в свою гардеробную и позволила выбрать туфли на каблуке. Весь вечер БМ и Марина не сводили с меня глаз, и выражение лиц у них было такое… ошалевшее. Как будто они впервые меня увидели.

Это была самая странная встреча Нового года в моей жизни. Я сидела за одним столом с любовником и его женой. Марина уже обо всем знала, и Поленов держался так, будто мы обе были его женами – старшей и младшей. Но при этом обе, кажется, не очень-то любимыми. Никто из нас не напивался. Я не пила из-за беременности. Марина – потому что помнила летний запой и то, с каким трудом она из него выкарабкивалась. Почему не пил БМ – я не знаю. Может, хотел все контролировать? Смотрели телевизор. Пульт был в руках БМ, и он щелкал им с таким упоением, будто лопал пузырики на пупырчатой упаковочной пленке.

Зазвонили куранты и хлопнула пробка шампанского. Я сожгла бумажку и бросила пепел в бокал. (Долго колебалась, какое желание написать на ней – «выбраться из усадьбы» или «благополучно родить здорового ребенка», в итоге написала «благополучно выбраться из усадьбы со здоровым ребенком». Успела вывести все!) Мы мило болтали, как попутчики в поезде. Я поддерживала беседу, делая вид, что не злюсь на Поленова, и вообще – они с Мариной моя семья.

Обменялись подарками. Марина и БМ вручили мне презенты, завернутые в одинаковую, алую с золотыми шишечками, упаковочную бумагу. Она – коробочку побольше (в ней оказались заварочный чайник и пара чашек с кобальтовой сеткой от «Императорского фарфора»), он – поменьше (жемчужное ожерелье, как будто мне есть куда его носить). Мне не хотелось заказывать Марине и Поленову подарки за их же собственные деньги, поэтому я просто подарила каждому из них по горшку – в одном выращенный мною амариллис с бутоном, готовым распуститься (для него), а в другом – лаванда (для нее).

В час ночи отгремел салют. Вот он был что надо! Настоящий, высокий, мощный. Золотые и алые папоротники распускались в черном, укутанном облаками и дымкой небе. Ночь была тихая, с легким, незлым морозцем. С неба непрерывно сыпался слабый снег, словно мы были внутри стеклянного снежного шара. Сразу после салюта я собралась к себе. Марина шмыгнула в дом, а Поленов постоял со мной еще минутку под падающим снегом, подержал за руку и поцеловал на прощание в губы, как ни в чем не бывало. Хотя ни словом не извинился за ту истерическую вспышку. Двери за ним закрылись.