...И никто по мне не заплачет

Чиновник Леер приезжал на трамвае. Он всегда был хорошо настроен и благоприличен. Его аккуратненькая жена забирала у него мягкую шляпу еще на лестнице и ставила на стол уже разложенную по тарелкам пищу. Биви болтал под столом ногами в новых деревянных сандалиях и на вопрос отца, нравятся ли они ему, отвечал утвердительно. Проглотив последний кусок, господин Леер брал приготовленную для него зубочистку и, прикрывая рот рукою, ковырял между двух шатающихся штифтовых зубов. Каждые пять месяцев он менял их — а они снова выскакивали. Иногда, если он с силой втягивал воздух в промежуток между ними, зубы попахивали прелым торфом. Поцеловав жену, он уходил, а Биви учтиво подавал папе ручку.

И тем не менее сегодня в два часа Биви выбил глаз другому ребенку.

Биви, Мельхиор и Каспар Гиммельрейхи и, уж конечно, Рупп меньшой и Лео сговорились после обеда поиграть в футбол. Лео изображал вратаря Заморру. Потом к ним присоединился еще и Наци Кестл. Но они били только в одни ворота, потому что шести игроков, вообще говоря, маловато. Воротами служила водоразборная колонка на углу и футляр с цитрой Наци Кестла. Наци должен был отправиться на урок музыки к старику учителю Губеру, но сначала ему необходимо было поиграть в футбол. Мяч был похож на колбасину. Ответственность за это несли мальцы Гиммельрейхи. Они смастерили ее из остатков кожаного автомобильного сиденья, орудуя кривой обойной иглой своего папаши. Но камера в ней все-таки была. Лео, как он ни вытягивался, не мог парировать одиннадцатиметровый штрафной удар и упал, в кровь разбив себе колено. Кожаная же колбаса эффектно исчезла в открытом окне первого этажа. Лео встал у стены и, сцепив обе руки на уровне пупка, предложил их Руппу меньшому в качестве ступеньки. Левой, правой, левой — так карабкался юный спортсмен по рукам, плечу и голове своего вратаря. Когда он поставил вторую ногу на макушку Лео, голова подозрительно закачалась, спинные позвонки были ведь еще неокрепшие. И верхолаз-доброволец исчез в четырехугольной неизвестности до ужаса чужого окна чьей-то спальни.

Прежде всего оттуда вылетели шесть штук яблок. Только два из них упали на мостовую — так быстро сориентировались милые крошки. Прекрасные боскопские яблоки без малейшего пятнышка служили единственным украшением шкафа, как, впрочем, и у старшего дворника. Вслед за ними появился мяч, а уже за ним Рупп меньшой, которому, несомненно, предстояло искупление за кражу яблок. «Плюх» — раздался звук, и он, обеими ногами соскочив на мостовую, ощутил удар всем телом, вплоть до шейного позвонка, где стало горячо-горячо, и крикнул: «Гоп!»

Тут все шестеро пустились наутек, так что штаны у них раздувались сзади, и скрылись в подворотне «Старых времен». Цитра Наци Кестла, когда он спасался бегством, стукнулась о водоразборный кран, и струны зазвенели.

Когда яблоки были съедены в подворотне (Лео, конечно, попалось червивое), мальчики не сразу сообразили, что делать дальше. Каспар снес кожаного ублюдка наверх и тут же вернулся обратно. Затем Наци, задрав голову и глядя на балкон родительской квартиры, крикнул: «Мама, брось-ка мне вниз кусочек хлеба».

Мама, правда, вышла на эту церковную кафедру, но хлеба у нее в руках не было. Наци к этому уже привык. Да он, собственно, и не ждал удовлетворения своей просьбы.

Наконец Биви Леер отстегнул кожаный футлярчик для ключей, сильно смахивавший на кошелек и висевший на тоненькой часовой цепочке, прицепленной к лямке штанов. Мельхиор сгонял к отцу в мастерскую и принес длинный шнур. К нему привязали фальшивый кошелек и положили его на середину тротуара. Таким образом, шнур, на конце которого болтался кошелек, бежал наискосок в подворотню и за бочки, где притаились шесть невинных созданий. Леска же была так основательно присыпана песком и грязью, что и не разглядеть. И змеилась она прямо в руки Лео.

Первым появился человек из соседнего дома. Его звали Штубенраух или что-то в этом роде. С ним здоровались небрежно. Тем не менее он сразу заметил кошелек, слегка вздрогнул и тут же обнаружил замаскированный шнур. Его взгляд скользнул по нему дальше и уперся в мальчуганов за бочками. Они сидели, затаив дыхание. Тогда этот человек рассмеялся, дошел до угла и, верно, простоял там с минуту. Он ждал, не покажется ли кто-нибудь подурее его или, скажем, кто-нибудь погруженный в задумчивость. Он, Штубенраух — кажется, так его звали, — знал этот фокус еще с детских лет.

Затем появился некто в дым сумасшедший. Он беззвучно лопотал что-то себе под нос. Наверно, считал на ходу, как это делают некоторые люди, еще не знающие, что такой счет никогда не кончается. Увидев кошелек, он было поднял ногу, чтобы переступить через него, как через лужу, но счел нужным предварительно сказать вполголоса:

Да, да, так я поступлю, только так, а не иначе!

И на том успокоился. Шестеро за бочками подталкивали друг друга локтями, а Биви прошептал «фью-юю!» и покрутил указательным пальцем перед своим не слишком-то высоким лбом.