И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

— А мы уже и не успеем, — гадко улыбнулся Энви. — Так что давайте как-нибудь сами.

Зольф, зажмурившись, выдернул синий провод. Анна прикрыла руками голову. Ничего не произошло.

Три двадцать.

— Быстрее! — раздался голос Ласт.

Когда Зольф и Анна обернулись, ни гомункулов, ни бомбы в помещении уже не было.

— У вас есть часы? — срывающимся голосом крикнул Кимбли.

— Что?.. — Анна непонимающе посмотрела на нахмурившегося Зольфа.

— Часы! Наручные часы. Срочно дайте.

Он грубо задрал её рукав и, глядя на часы и держа Анну в цепкой хватке холодной руки, стремительно направился к выходу. Разведчица бежала за ним, не понимая, чего он хочет добиться. Никто не остановил их, им вслед даже не посмотрели — все усилия ушли на то, чтобы успокоить толпу. Это получалось достаточно успешно — выстрелы прекратились, а никаких заявлений о бомбе на весь стадион не было.

— Куда вы меня тащите? — возмутилась Анна. — Поближе к эпицентру? Вы самоубийца?

Зольф остановился, не удостоив невольную спутницу ответом, — увидеть их уже не могли, а это означало, что в случае, если у них спросят, как они предотвратили взрыв, куда как логичнее будет ответить, что бомбу вывезли они, а не медсестра и юнец.

— Две тридцать… — прошептал Зольф.

Между его бровей залегла вертикальная складка. Кимбли окинул улицу цепким взглядом.

— Вы можете вскрыть и завести машину?

Анна непонимающе уставилась на него:

— А вы?

— Я в этом не разбираюсь, — бросил Кимбли. — Так что, если можете, делайте уже!

Она подавила желание съязвить и огляделась.

— Какую машину-то? Их здесь множество… — она не понимала, что он задумал.

— Любую. Срочно. Только часы дайте.

Пока Анна проникала в салон очень похожей на «семёрку» семейства Шварцев машины и заводила её, Зольф стоял, сжимая в руках изящные серебряные наручные часы, и неотрывно следил за секундной стрелкой.

— Готово! — прокричала разведчица.

Грянул взрыв.

***

Врачи оказывали помощь тем пострадавшим, которым её ещё имело смысл оказывать, Маттиас Хан с отвращением пересказывал полицейским словоизлияния погибшего в расцвете лет Хельмута Шлезингера, твёрдо уверив коллег, что Кимблер и Вульф знают своё дело и едва ли не каждый день обезвреживают бомбы, да и не по одной. И вообще, лохматый мальчишка наверняка что-то перепутал, и там, возможно, вовсе нет никакой бомбы. Но даже если нет — эти точно обезвредят всё, до чего дотянутся.

— Что это?! — отшатнулся фельдшер от автопротеза, округлив глаза.

— Это экспериментальный протез, его брату сделал отец, — соврал Альфонс. — Но, к сожалению, отца уже нет…

— Вы знаете, как это отсоединить? Оно убьёт его, он умрет от боли… — фельдшер поправил очки, опасливо поглядывая на искрящий металл, торчавший из-под оплавленной ткани штанов.

Сам Эд выглядел очень плохо. Ал вспомнил, каково было брату присоединять автоброню к телу и ужаснулся, понимая, что сейчас Эдвард испытывает практически тоже самое, только вот уже несколько минут кряду.

— Нет, к сожалению, — развёл руками Ал.

— Ампутируем? — выдохнул врач.

— Погоди, погоди, — его коллега нахмурился. — Дайте-ка отвёртку, кто-нибудь…

Вскоре благодаря вдумчивым стараниям врача-энтузиаста культя ноги была освобождена от пыточного устройства, Эдвард же лежал в забытьи, прерывисто дыша.

— Разрешите нам забрать протез? Это всё, что осталось нам от отца…

Альфонс ненавидел врать, но сейчас это было необходимо.

Паника, вызванная выстрелами, быстро забылась, забеги продолжались, азарт вновь охватил людей на трибунах. Холёные скакуны неслись по полю, преодолевая препятствия, финиш был близок, накал страстей уже готовился достигнуть точки кипения, как внезапно где-то в отдалении прогремел взрыв. Часть лошадей взбрыкнула и понесла, один из самых перспективных жеребцов подвернул ногу и полетел под копыта сородичей, а кого-то из жокеев и вовсе затоптали. Люди повскакивали со своих мест; благо, распорядителям и многим из гостей хватило разумения на то, чтобы донести, что коль скоро взрыв уже произошёл, а стадион по-прежнему на месте, то беда их счастливо миновала. Итог скачек оказался неожиданным: первым к финишу пришёл конь, считавшийся самым слабым, но, к великому неудовольствию тех единиц, что поставили на него, результаты были признаны недействительными.

***

Впервые бывший государственный алхимик Зольф Дж. Кимбли не ощутил, как его душа тонет в пучине благоговейного экстаза, как дрожат от удовольствия барабанные перепонки и немеют зубы, как трепет земли передается всему его существу, заставляя его испытывать ни с чем не сравнимое удовольствие. После взрыва он едва удержался на ногах, ватной походкой направился к машине и сел за руль неприметной чёрной «семёрки», так напоминавшей ему другую, алую, цвета крови и похоти. Кимбли сквозь ветровое стекло вглядывался в начавший рассеиваться туман с одной-единственной надеждой, но не видел пока ничего. Анна молчала, не решаясь тревожить этого странного человека. По прошествии полутора минут после взрыва он равнодушно отдал ей часы, чему-то грустно улыбнулся и начал разворачиваться, чтобы подъехать обратно к стадиону.