И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

Она сидела на мягком кресле у камина и со слезами на глазах рассказывала всё, что могла безопасно рассказать. Клялась, что не хотела ни убивать, ни допускать убийств, но была ослеплена вероломством и подлостью Шлезингера. Говорила, как важно для неё, Анны — не разведчицы, не агента, а влюблённой женщины, — спасти того, кто столь мил её мятежному сердцу.

Исаак хотел верить ей, хотел позабыть как кошмарный сон те страшные слова, что она говорила о ни в чём не повинных людях из этой страны, но не мог забыть её взгляда. Взгляда той, кто без сожаления и промедления сделает всё, что угодно, чего потребует от неё гражданский долг. Он уже видел глаза таких людей в Ишваре. Мало-помалу в них не оставалось ничего человеческого, их жизни были исковерканы, а души зияли незаживающими ранами, оставленными войной. Ледяной понимал, что в этом не было вины — ничьей, пожалуй, кроме тех, кто стоял за развязыванием любой кровопролитной бойни, — но не мог простить ни себе, ни ей того, что, пусть и в порыве минутной слабости, можно допустить хотя бы мысль о геноциде.

— Анна… — его голос звучал как-то надтреснуто, — нам надо подумать о многом. Многое проговорить, прожить, понять… Вопрос не в том, люблю ли я тебя…

— А в чём? — на лице разведчицы проступили красные пятна. — Сможешь ли ты касаться меня, зная, на что я была готова пойти? Пойти — ради тебя?.. Какой же ты трус…

Она вскочила, подхватила изящную сумочку и направилась к двери, вытирая глаза рукавом.

— Стой! Не уходи!

Исаак в два шага настиг её, развернул к себе и сжал в объятиях, а после накрыл губы Анны своими и, зарываясь руками во влажные пахнущие дождём волосы, принял её пылкий ответ на поцелуй.

***

В ближайший выходной на пороге дома Шварцев нарисовались братья Элрики и Эрвин Циммерман. Эдвард неуклюже прихрамывал и вид имел раздраженный и немного несчастный. Он не пока не успел привыкнуть к менее совершенному протезу, сделанному его отцом и по счастливой случайности дождавшемуся его в доме Хайдериха. Мария приняла молодых людей благосклонно, тут же поохала-поахала и пообещала накормить «исключительно сытным и полезным для таких юных организмов обедом», а после провела к Зольфу и Леонор, взяв с них клятвенное обещание, что они таки останутся на трапезу.

Не только Мария с энтузиазмом приняла гостей. Огромный дог Вильгельм, на радостях от появления такого количества на подведомственной чёрному мокрому носу территории ещё толком не знакомых людей, тут же произвёл значительно больше слюней, взмахов хвостом, довольного ворчания и прочих действий, отличающих здоровую, счастливую и вдохновлённую появлением новых друзей собаку.

— Пришли за медицинской помощью? — ухмыльнулась Ласт, скрестив руки на груди.

Энви занял позицию поодаль и, повторив жест сестры, наблюдал, усмехаясь.

— Нет, — отозвался Эд. — Мы пришли поблагодарить.

Кимбли удивлённо воззрился на говорящего, сцепив пальцы в замок.

— Вы не оставили никого из нас в беде, хотя… — Эдвард замялся.

— Хотя — что? — Зольф наклонил голову, рассматривая Эда.

— Брат не имел ввиду ничего плохого, — улыбнулся Ал. — Просто в Аместрисе…

Багровый откинулся на спинку кресла и потёр пластырь на лбу. Ему было очень интересно, что ещё, а главное — как, скажут эти двое. Братья переглянулись и замолчали.

— Да ладно тебе, фасолина, — Энви наморщил нос, — просто ты всегда думал, что мы с Ласт — гады и подонки, а Кимбли — пафосная задница!

Альфонс залился краской, Эд прыснул, а Ласт мелодично рассмеялась.

— А теперь что-то изменилось? — с деланным непониманием криво усмехнулся Зольф.

— На самом деле мы пришли сказать, что уезжаем, — посерьёзнел Альфонс.

Несмотря на то, что и информации у них было не так много, и Эдвард пока не полностью привык к новому протезу, Эд рвался в бой и опасался любого промедления. Альфонс не слишком разделял энтузиазма брата: он бы предпочел более вдумчиво подготовиться к новому этапу поисков уговорить на подобное старшего Элрика оказалось не под силу ни ему, ни, тем более, Ноа.

— Даже на свадьбу не придёте? — с наигранным возмущением спросила Ласт.

— Увы, простите, — Эдвард поднял на неё медовые глаза, — мы не можем ждать.

Ласт перевела взгляд на Энви. Она была уверена, что если и её младший братик проигнорирует событие, в которое Мария вложила столько сил, а сама гомункул тоже поддалась этой лихорадке, то Ласт лично расцарапает ему всё смазливое личико.

— А ты? — голос Похоти был обманчиво мягок.

— Я? Куда-то ехать?! Ну уж нет! — замотал Энви растрёпанной головой. — Мне и тут хорошо: работа, признание, сестрица… А эти ненормальные пусть сами за своей бомбой гоняются!