И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

Альфонс смотрел на задумчивого Кимбли. Он прекрасно помнил, какую информацию и в обмен на что ему выдал этот человек. Так же, как и то, зачем ему нужно открывать Врата. Ещё Ал знал, что Эдвард скучает по Аместрису — до боли, до снов-призраков, до кома в горле. Знал, что ждёт момента, когда вновь сможет препираться с бабулей Пинако, спорить с Уинри и окидывать взглядом родные пейзажи. Младшему тоже не хватало всего этого, как и главного — алхимии, и он представить себе не мог, каково Стальному осознавать, что, вернись он домой, под ладонями не потекут потоки силы, позволяющей, пусть и в обмен на что-то, из одного создавать другое.

— Если соберётесь открывать Врата — сообщите, — тихо попросил Ал, глядя в холодные глаза Зольфа.

— Не могу обещать, — развёл руками тот.

Комментарий к Глава 46: Vulpes pilum mutat, non mores/Лиса меняет шерсть, но не нрав

Уважаемые читатели и читательницы!

Эта часть истории подходит к концу, и я хочу поблагодарить всех, кто читал, ждал продолжения и писал потрясающие мотивирующие комментарии. После этой главы вас ждет еще одна глава и эпилог.

Но также я хочу сказать, что так как самые главные вопросы (местонахождение урановой бомбы и возвращение блудных сыновей и дочери в Аместрис) так и остались неразрешёнными, то будет вторая - и последняя - часть.

========== Глава 47: O diem praeclarum!/О славный день! ==========

Unantastbar, die heiße Glut

So unfassbar, unerreichbar, steckst mir im Blut.

Dein Schatten, bin dir so nah

Komm zu mir, lass dich fallen, mach Träume wahr.

Ich will, ich kann, ich muss dich haben.

Ich brauch dich ganz und gar,

Ich will mich opfern, mich vergessen

Auf deinem Altar.

Megaherz — «Fanatisch».

Зольф стоял у алтаря, смотрел на толпу приглашённых и осознавал, что волнуется, как мальчишка. Всё же в этом мире оказалось такое чудовищное количество условностей и примет, что впору было писать по всей этой народной премудрости инструкции. Так, например, несмотря на то, что ни он, ни его невеста не были верующими, венчаться в церкви всё же пришлось. Мария долго вздыхала и качала головой — она-то рассчитывала на правильную еврейскую свадьбу для своей воспитанницы, но судьба распорядилась иначе.

Восхитительную Леонор без пяти минут Кимблер к алтарю вёл её отец, а она сверкала фиалковыми глазами и кровавыми отблесками камней из-под чёрной фаты, увенчанной тёмно-зелёным венком. На венке настоял Зольф: всё же удосужившись почитать и про свадебные традиции, он не одобрил рвения невесты «не надевать эту безвкусицу». После долгих споров апелляция к тому, что они должны быть образцовыми и идеальными во всём, наконец-то сработала.* Кимбли засмотрелся на Ласт: всё же она полностью оправдывала своё имя, оставаться равнодушным было попросту невозможно. Особенно, познав её.

Собор пресвятой Девы Марии, выбранный для венчания, не зря окутывал такой ореол таинственности: с ним было связано невероятное количество легенд и суеверий. Вплоть до того, что в сие святое место некогда наведался сам Дьявол, да не просто наведался, но ещё и оставил на каменном полу след своего копыта.

И теперь, когда невеста во всём своём мрачном великолепии шла к жениху, свет из стрельчатых окон озарял её точёную фигурку, ещё ярче подчёркивая контраст между молочно-бледной кожей и чёрным бархатом платья; но в один из моментов Ласт вошла в тень — этого места не достигал ни один луч света. Многим в этот миг показалось, что перед ними не сестра милосердия, учёная, дочь прекрасного врача и будущая жена химика, а само исчадие ада, средоточие порока, явившееся из самых глубин преисподней, дабы совратить с пути истинного, похитить невинные души, изловив их в свои дьявольские сети. Однако стоило невесте сделать ещё шаг, оказаться под лучами всепрощающего и спасительного солнца — наваждение развеялось, словно дым.

Принеся клятвы и выслушав молитву и благословение, они соединились в поцелуе, показавшемся многим если не выходящим за грань приличий, то близким к тому, однако осуждать их никто не спешил. Берта смахивала слёзы платком, попутно толкая мужа локтем, дабы тот не засыпал и не начинал храпеть на всю церковь, фрау Жаба, позабыв обо всех предубеждениях в адрес Леонор, шумно всхлипывала, а после присоединилась к всеобщим аплодисментам. Счастливая процессия, завершив формальную часть праздненства, направилась в дом Шварцев, дабы удовлетворить одну из первейших потребностей человека — в хлебе, а также пиве и, возможно, даже зрелищах.