И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

Ласт находилась на работе, когда в госпиталь привезли троих из того самого пригорода, в который на испытания отправился Кимбли. Одному из привезенных помогать было уже нечем, и она испытала странное чувство облегчения, когда поняла, что тело, накрытое белой простыней, принадлежит не алхимику из Аместриса. Ситуация, по мнению Ласт, была не из приятных — если Зольфа выставят виноватым во взрыве и неоказании первой помощи, это может очень и очень плохо сказаться на её планах и скомпрометировать её личность. Смерть тибетского врача — кажется, Норбу или как-то в этом роде — не принесла ей облегчения, несмотря на то, что он был из тех, кто знал Леонор до того, как её жизнью всецело завладела Ласт, и начал лезть не в свое дело. То ли жизнь вдали от остальных гомункулов и Отца с его планами сделала саму Ласт ближе к людям, то ли его смерть была попросту бессмысленной — но ей отчего-то было даже немного жаль этого человека.

Младшим братом погибшего занимался доктор Краузе, определивший Зольфа в недавно опустевшую палату неподалеку от сестринской комнаты, куда Ласт и направилась, взяв по дороге историю болезни Кимбли. Главное, чтобы господа эскулапы не положили к нему тибетца, иначе риск, что эти заклятые враги во всех мирах переубивают друг друга прямо под строгим врачебным наблюдением, мог оказаться слишком большим. И так дело пришлось передать в полицию, хотя Кимбли и пытался отказаться от претензий, а, значит, в ближайшее время сюда ещё и эти в форме заявятся.

Услышав знакомые шаги за дверью, Зольф натянул одеяло на лицо так, чтобы вошедшей Ласт не было видно его левую половину лица: он неплохо представлял себе, как, должно быть, сейчас выглядит, а это означало снова продемонстрировать ей собственную хрупкость и несовершенство человеческого организма. Он искренне не понимал, к чему разводить столько паники вокруг банальной драки: его как минимум на два дня оставили в стационаре под пристальное наблюдение офтальмолога и невролога, опасаясь потери зрения и помутнения рассудка. Да ещё и питаться постановили только жидкой пищей.

— Какое знакомое лицо, — язвительно отметила вошедшая Ласт.

— Вот уж не думал, что ты меня узнаешь, — парировал Зольф.

— Это было непросто, — она села на его постель, заглядывая в его единственный открытый глаз, — но мне в этом помогла история болезни — она, к счастью, именная.

Ласт вглядывалась в него, не понимая, как просто можно превратить красивое лицо в это. Все же люди — удивительно хрупкие создания. Но чертовски упрямые, что подтверждал и этот экземпляр: ему же сказали поменьше двигаться, лежать, не открывать рта, а он…

— Если нас увидят, у меня будут проблемы, — Ласт убрала его руки, уже пытавшиеся расстегнуть верхнюю пуговицу на белом халате. — Зато мне разрешили в порядке исключения сегодня остаться на ночь, чтобы следить за твоим состоянием. Ваш директор, Берг, попросил передать тебе записку и дал мне добро на прочтение её тебе вслух — самому тебе читать пока нельзя.

Зольф тяжело вздохнул: что там ещё принесёт чёртова служебная проверка? Если выплывет чья-то халатность, то и вопрос о консолидации предприятий повиснет на неопределенное время, и их всех могут замучить бесконечными ревизиями. Не говоря уже о том, не выгодно ли кому-то определенному сделать виноватым любую неугодную личность. И Зольфа не беспокоило бы это все столь сильно, если бы не полное отсутствие у него алиби.

Пока Ласт читала предписание от херра Освальда Берга слушать врачей, не появляться на работе в таком виде и дать знать, когда достопочтенного херра Кимблера можно будет навестить, дабы из первых уст узнать об инциденте, Зольф размышлял. Он не признавал собственной вины в произошедшем, кроме того, что ему стоило все же убрать злополучный ниперит подальше от икс-бомбы, как окрестили они экспериментальный образец.

Но основная проблема была даже не в этом. Зольф чудовищно просчитался. Поддавшись эмоциям и позабытому экстазу, он упустил самое главное — здесь по-прежнему не было его алхимии. Это в очередной раз существенно подрывало не только нездоровую самоуверенность, но и совершенно необходимую веру в себя.

*

Ева вздохнула свободнее. На время отсутствия Кимблера их определили под начало руководителя смежного цеха. Работы, как и придирок, стало меньше, жалование осталось прежним и ей не приходилось лицезреть ледяной взгляд этого неприятного человека. Когда к труду приступил Берг, а их начальник всё ещё не вернулся, в душе Евы даже затеплилась надежда, не произошло ли чего-то такого, из-за чего этот мерзкий тип не вернётся вовсе? Берта и Йоханна отчего-то её энтузиазма не оценили и, хотя времени на перекуры, кофе и разговоры у них стало больше, с нетерпением ждали возвращения этого бессердечного человека. Да и как этот бесчувственный осколок льда можно называть человеком?