И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

Когда ему удавалось отделаться от остальных, Чунта пытался разобраться в записях брата, но вскоре он окончательно утвердился во мнении, что без сведущих в здешней медицине людей он совершенно бессилен понять хоть что-то.

Сны продолжались, но в них больше не появлялся химик с татуировками на руках — куда как чаще там фигурировала его невеста. Эта женщина во снах больше напоминала жестокую демоницу с когтями-кинжалами и ходила в сопровождении приземистого урода с невероятно острыми зубами и огромной слюнявой пастью. А ещё там был мальчишка со светлыми волосами, заплетенными в косу, и живые доспехи. Если демоница с толстяком были однозначным злом, то со второй парочкой Чунта пока не мог определиться.

*

Безногий сидел в мастерской и пытался прослушать магнитофонную ленту — он выдал Циммерману несколько мини-раций. Сначала шли разговоры о погоде — Эрнст слышал, пусть и с большим искажением, два мужских голоса и один женский. Немногим позже раздалось неприятное характерное шипение, и сигнал стал поступать только от одной рации, но там транслировалась только музыка. Либо Безногий ошибся в настройке — чего, конечно, быть попросту не могло, — либо мальчишки что-то обнаружили и предприняли контрмеры. Думать о том, что гомункул мог его обмануть, Безногий не хотел, однако и эту версию не списывал со счетов. Эрнст осознавал, что гомункулы всегда вели свою игру, и, пока их цели совпадали, имело смысл рассчитывать на поддержку.

Он утаил от постоянно выходившего с ним на связь Веллера истинную природу существа Энви. Во-первых, по мнению Шаттерханда, никому нельзя было доверять безоговорочно, и туз в рукаве ему бы не повредил; во-вторых, его спасителю было совершенно незачем знать об этом, кто такие гомункулы. Да и он ни капли не сомневался в том, что Веллер и сам что-то скрывает. Например, было совершенно непонятно, кто такой этот Ульрих Эккарт, о котором говорили Элрики. Конечно, это мог быть кто угодно, но мнительный учёный отчего-то подозревал всех до единого в злонамеренности, в том числе и Веллера.

— Ничего, Вилли, — заглянул он в разные глаза кота, который тут же ответил ему коротким деловитым “мяв”, — мы ещё разберемся с этими лживыми скотами и вернём наше по праву.

========== Глава 24: Abusus non tollit usum/Злоупотребление не отменяет употребления ==========

Deine Größe macht mich klein

du darfst mein Bestrafer sein

deine Größe macht ihn klein

du wirst meine Strafe sein

der Herrgott nimmt

der Herrgott gibt

doch gibt er nur dem

den er auch liebt

Rammstein, «Bestrafe Mich»

Выписанный из стационара под честное слово фройляйн Шварц Зольф ожидал визита комиссара из полиции. Уже посетивший его в частном порядке Берг покачал головой и предписал говорить все, касающееся инцидента, без прикрас и утаиваний. Типа, пришедшего поговорить о взрыве от комиссии по безопасности, кажется, удовлетворила версия Кимблера. По крайней мере, увольнять его с работы или лишать права на занятия подобными изысканиями по результатам расследования никто пока не собирался. Хотя Берг, уходя, намекнул, что при таком раскладе повышения Зольфу в ближайшее время ждать вряд ли придется, и немало удивился тому, что, кажется, химика это совершенно не задело. Теперь оставалось вновь рассказать всё в подробностях господину из полиции — по словам Берга, сущая формальность, необходимая для отчетов, — и можно перелистнуть эту страницу биографии, вынеся из нее всё необходимое.

Конечно, Кимбли привык к тому, что этот мир — своего рода отражение Аместриса и здесь множество двойников, но всё же несколько напрягся, увидев вошедшего в дом Шварцев Маэса Хьюза.

— Комиссар Маттиас Хан, — блеснув стеклами очков, строго по-военному протянул руку полицейский.

Кимбли представился, внимательно наблюдая за реакцией, которой не последовало, и пригласил визитера в кабинет. Зольфу не верилось, что это тот же Хьюз — он держался совершенно иначе, и к тому же никак не отреагировал на его персону. Не узнать он его не мог — отек спал и синяки почти прошли, поэтому единственным отличием его от аместрисовского алхимика-подрывника были не собранные в хвост, а аккуратно уложенные, хотя и слишком длинные для здешнего мужчины, волосы.

Хан записывал всё в видавший виды блокнот и хмурил брови. При чём тут вообще они? Этих несчастных случаев на производстве было достаточно много, и этот был уникален лишь тем, что в него оказались впутаны иностранцы. Но Кугер отчего-то с нехарактерным для него энтузиазмом взялся за это дело и отправил его на беседу с одним из фигурантов. Фигурант, впрочем, не путался в показаниях, ничего не утаивал, но говорил так, будто это всё его вообще не касается. Маттиас покачал головой — опять скучнейшее дело с кучей бумаг, и ничего более. Отказавшись от предложенного из вежливости кофе и завершив формальную беседу, Хан откланялся и поспешил сдать отчет Кугеру, лишь бы отделаться от этого дела.