Первое впечатление схлынуло и она отчаянно пыталась объяснить всё с точки зрения материалистической. Так, чтобы в её картине мира всё же не существовало алхимии, магии, других миров и всего с этим связанного. Положим, цыганка и правда подосланная, и её, Анну, просто обвели вокруг пальца. А этот растрёпанный блефовал. Впрочем, от взгляда растрёпанного — Циммермана, если она всё правильно помнила, — ей было не по себе: уж очень он походил на взгляд человека с её Родины. А с ним были шутки плохи, она была убеждена в этом ещё тогда, а сейчас, судя по новостям из дома, только больше утверждалась в своём мнении. Да и стоило Исааку заговорить об алхимии — он весь подобрался, переменился, словно давно позабытое вдохновение вновь озарило его своими лучами. Так ведут себя либо фанатики, преданные своему делу, либо сумасшедшие. Впрочем, как бы там ни было, оставалось одно: извлечь максимальную пользу из ситуации и замести следы, какими бы они не оказались.
— Не суди книгу по обложке, — покачал головой Ледяной. — Ему дали прозвище Стальной не только за природу его алхимии, но и за характер.
Анна сыпала вопросами, надеясь впитать как можно больше информации. И надеясь сбить с толку Исаака — незачем ему знать, что она из советской разведки. Первое впечатление, конечно, было не самым лучшим, но в случае чего будет петь песни о туристической поездке. В конце концов, она придумает, как убедить его в том, что ей выгодно — и не с такими доводилось сталкиваться. А этот еще и влюблён.
Исаак отвечал на ей, обходясь общими фразами в адрес Циммермана и цыганки, ссылаясь на недостаточную осведомленность. Он смотрел на неё с восхищением: в глазах алхимика эта женщина была образцом воительницы за мир, которая, рискуя собственной шкурой в тылу врага, скатывающегося в нацизм и ксенофобию — а это всё вызывало у Макдугала стойкое дежа-вю, — сеяла разумное, доброе и вечное — идеалы свободы, равенства и братства.
***
Ласт мерила шагами спальню. Зольф никогда не задерживался, не предупредив. Машины в гараже тоже не было — значит, он не приезжал после работы. Гомункул беспокоилась, жив ли её сообщник — слишком многое он знал. В связи с этим, она переживала, не попал ли он в переплёт или не в те руки — человеческий организм так хрупок! Думать о подобном ей решительно не хотелось. Женщина бы предпочла, чтобы он был здесь, в этой спальне, в идеале — в этой постели.
Она уже даже подумала спросить у Марии или отца, не видели ли они «юного химика», но, придя к выводу, что если им сообщить, то через пару часов на ушах будет стоять вся полиция Мюнхена, а добрая половина врачебного сообщества примется отпаивать сердечными каплями старую еврейку, отказалась от этой заведомо провальной идеи.
Ласт не представляла, куда он мог пойти или поехать. Ни о каких делах за завтраком Зольф не сообщал, всё было абсолютно как обычно — разве что, алхимик радовался возможности наконец пойти на работу. Рассудив, что подобными мыслями делу не поможешь, девушка села за изучение книг, выданных им на обучении. Становление полезным членом общества подразумевало в её глазах более высокую квалификацию, нежели сестра милосердия, поэтому теперь Леонор Шварц усиленно грызла гранит науки, да ещё и успешнее почти всех в группе. Однако сейчас всё не ладилось — мысли отчего-то постоянно возвращались к невесть куда запропастившемуся Кимбли и тому, какое несчастье могло постигнуть его многострадальную голову.
***
Кимбли прищурившись посмотрел на вошедшего в забегаловку парня — совсем молодой. И безумно похожий на Эдварда Элрика, но точно не он. И даже не его двойник. Парень же, в свою очередь, смотрел прямо на него удивлёнными медовыми глазами и переминался с ноги на ногу. Зольф растянул губы в подобии улыбки — он был почти уверен в том, что уж его-то этот человек узнал, хотя они раньше ни разу не встречались — разве что парень раньше, в Аместрисе, был химерой. Или пустым доспехом.
Ал не слишком удивился, увидев в зале того, о ком только что думал — скорее, его смущала перспектива разговора, к которому он не был готов. Элрик понимал, что говорить придётся — если он упустит этот шанс, второго может не дать ему как фрау Судьба, так и сам Багровый алхимик, который всегда отличался некоторой нестандартностью мышления и непредсказуемостью. Поэтому Альфонс решил всё же набраться наглости.
— У вас не занято? — он посмотрел сидящему человеку в глаза, отметив, что из выпивки перед ним стоит бутылка содовой и стакан.
— Нет, садитесь, — мужчина жестом указал на стул.
Альфонс неотрывно смотрел на татуированную ладонь — этот человек стал для него здесь и сейчас живым напоминанием об Аместрисе, о жертвах борьбы за философский камень и о бесчеловечном плане Отца.
— Что вы так смотрите на мои руки, херр Элрик? — Кимбли испытующе посмотрел в глаза юноше.