Впрочем, по мнению Магды, это было даже к лучшему: она опасалась, что Готтфрид женится на Дитлинде, с которой познакомился в университете, а, несмотря на хорошее происхождение и образование, эта девица категорически не нравилась фрау Веллер. Поэтому, когда она вышла замуж, Магда вздохнула с облегчением, периодически нервно поджимая губы, узнав, что Готтфрид продолжает поддерживать общение с ныне фрау Эккарт. Даже когда она однажды увидела Дитлинде с маленьким сыном, всё же вопреки здравому смыслу вглядывалась в черты мальчонки, с явным облегчением не обнаружив в нём ни малейшего сходства с племянником.
***
Свен Гедин снова ехал в поезде со своим — уже, к сожалению, одним — подопечным. То ли смерть Норбу так повлияла на его брата, то ли европейская просвещенная публика, но Чунта загорелся неутолимой жаждой познания. Гедин, крайне тепло относившийся к покойному тибетцу, с энтузиазмом воспринял желание седого юноши, пока не оправившегося от боли потери, пойти по стопам Норбу, прежнего протеже учёного.
Швед не знал, что сны, мучавшие Чунту, теперь возвращались еженощно; тибетцу же казалось, что по ночам он проживает другую жизнь. И эта жизнь уже перестала быть для него чужой. Он привык к пейзажам мира из снов, привык к людям, с которыми его альтер-эго проходило через все перипетии, уготованные — ему? им? — ироничной Судьбой. Тибетцу казалось, что он не просто наблюдал — что он влиял на решения, которые принимал его близнец там, в странном измерении, наполненном тем, что здешним людям кажется чудесами. Порой создавалось впечатление, что он сходит с ума, и его душу принимал в леденящие объятия липкий страх: что, если тот, кто был по ту сторону, на изнанке мира, — тоже влиял на него? Что, если его, Чунты, решения продиктованы его двойником с почти таким же шрамом, татуированной правой рукой и красными глазами?
Понятное дело, что обращаться с этим вопросом к врачам было чистой воды самоубийством. Но Чунта чувствовал все большую и большую необходимость разобраться с записями брата, словно они несли в себе не только пользу для всего мира — а в этом он был уверен, — но и ответы на его вопросы, объяснение его снов, его двойной жизни. Отчаявшись самостоятельно найти кого-то компетентного в чужой стране, тибетец обратился к Гедину. Тот тут же подхватил идеи Чунты и связался с самыми разными учёными, для начала в Швеции, куда они теперь и ехали. Стук колёс напоминал вчерашнему монаху о той ночи, когда они ехали в Европу, полные надежд и питающие множество иллюзий, ещё не знающие, что жизнь одного там оборвётся навсегда, а второго — переменится безвозвратно. И этот самый второй теперь гадал — будет ли эта ночь настолько же поворотной в его несуразной жизни - или несуразных жизнях.
***
Кимбли потёр руками глаза — все же двухчасовой сон в машине не слишком устраивал бывшего алхимика. За время нахождения в Мюнхене он привык к комфорту, который бы с радостью променял на добрую войну и алхимию. Но быть лишённым всего этого, и ещё и не иметь возможности нормально поспать, принять утренний душ и побриться, надеть свежую рубашку и выпить крепкий кофе — увольте.
В тюрьме Аместриса его душу согревал философский камень, позволявший делать ставки и ждать. Здесь же он наконец-то узнал, как Элрикам удалось открыть Врата. Пусть вопросов оставалось пока немало, но это было уже что-то. Однако Зольфа смущала необходимость человеческого преобразования. Одно дело — беготня наперегонки со смертью и ставка ва-банк на войне — жизнь она и есть жизнь, какая разница, чья? — и совершенно другое — алхимическое преобразование. Разве годная цена — искалеченное безвозвратно тело в лучшем случае, а то и смерть, — за мираж? За то, что обречено на небытие изначально? Но, похоже, все-таки была лазейка — достаточное число человеческих жертв. И самое главное — преобразование гомункула.
========== Глава 32: Fortuna usu dat multa, mancipio nihil/Судьба многое даёт в пользование, ничего в собственность ==========
Puppenjunge, komm’ doch mal mit
Ich zeig’ dir mein Versteck
Puppenjunge, spielst du mit mir
Danach schmeiß’ ich dich weg
Puppenjunge
Herz und Lunge
Kopf und Bein
Ich koch’ dich ein
Milz und Bregen
Welch ein Segen
Junges Blut
Du schmeckst so gut
In der Ecke steht ein Sack mit menschlichen Gebeinen
Schädel stehen aufgereiht und können nicht mehr weinen
Ost+Front «Puppenjunge»
Ласт выскользнула из дома во влажную дымку неожиданно холодного утра, плотнее запахивая плащ. Ей кое-как удалось отвертеться от Марии и ее волшебного завтрака, не говоря об отсутствии Зольфа, — картина с полицией и сердечными каплями все ещё пугала её своей неотвратимостью и масштабами. У Леонор Шварц был сегодня выходной, который она изначально планировала посвятить учебе и праздности, но вышло все иначе. Как гомункул, она хотя и нуждалась в этом мире во сне и пище, ее потребность была несравнима с человеческой. И, быть может, она и предпочла бы забыться сном этой ночью, но не удалось.