Хан читал материалы и чесал коротко стриженый затылок. Ситуация складывалась как по нотам: по объяснительной Рубера выходило, что в ночь взрыва именно Кимблер не пустил его на склад, предварительно подлив шнапс в вино, чтобы обвинить коллегу в пьянстве. И образец его он критиковал за недостаточную безопасность. И вообще вел себя с коллегами из другой компании пренебрежительно. Сам Рубер предполагал, что всё дело в антисемитизме Кимблера, тем паче он вхож в общество Туле и вроде бы даже имеет какие-то контакты с НСДАП. А всем известно, что AGFA — самая лучшая химическая компания. И что основатель и руководитель её, Пауль Мендельсон и его преемник, Пауль Мендельсон-младший, — евреи. Так отчего же Кимблеру не бросить тень на более талантливых коллег? Да ещё и убить двух зайцев, одним из которых в совершенно прямом смысле оказался бывший воздыхатель его невесты?
А, если принять во внимание, что Кимблер позвал его на встречу, узнав, что полиция собирает отчеты, и угрожал несчастному изобретателю, выходило совсем не красиво. Дополнительным штрихом к демоническому портрету любителя взрывчатки шло красочное описание Рубером поведения химика на испытаниях и более напоминавшего поведение того, кто прошёл войну и свихнулся, испытывая низменное удовольствие от разрушений.
Так неужели и правда Кимблер зарезал коллегу, пусть и из другой компании, да ещё и так цинично — в исповедальне, когда понял, что тот может поломать его планы? Хан еще раз посмотрел на отчёт врача. Всё бы сходилось, если бы не один момент: у херра Зольфа Йенса Кимблера на момент убийства Ганса Рубера было железное алиби. Он в это время разговаривал с ним, комиссаром полиции Маттиасом Ханом, в Мюнхенском госпитале.
И он совершенно открыто с досадой сообщил стражу порядка, что не попал на важную встречу. Выходит, скрывать ему было нечего. Хан еще раз просмотрел поднятое из архива личное дело то ли свидетеля, то ли подозреваемого. Зольф Йенс Кимблер окончил Гейдельбергский университет. Во время войны работал как учёный в тылу. И, хотя ему и было присвоено звание, никогда не служил в армии.
***
— Переведите меня в другой отдел! — раскрасневшаяся Ева выловила Берга в коридоре перед началом рабочего дня.
Директор презрительно смерил растрёпанную девушку взглядом, отметив красный след на правой щеке.
— У меня нет вакансий, фройляйн Вайс. Либо вы остаётесь в том же отделе, либо увольняетесь, ваше право. И поспешите на рабочее место — насколько мне известно, ваше начальство не терпит опозданий.
Ева, словно побитая собака, понуро поплелась на место, осознавая всю безвыходность ситуации. Увольняться было нельзя — найти работу в эти времена было делом сложным, а она и так с трудом сводила концы с концами. Но оставаться там же не представлялось возможным: после того, что произошло этой ночью между ней и Кимблером, думать, что он не сживёт её со свету было, по мнению Евы, верхом наивности.
— Вы опоздали, — его голос был абсолютно холоден. — Я подам докладную, штраф вычтут из вашего жалования.
Не дождавшись ответа, Кимбли усмехнулся и скрылся в своём кабинете.
— Что с тобой приключилось? — пробасила Берта, кивая на несчастную Еву. — Ночь не спала, подралась с кем-то…
— Нет, — Ева отвернулась к стене и замолчала.
— Ну молчишь — так и молчи, — тяжело вздохнула старшая, — Бог с тобой.
Йоханна покачала головой — ей упорно казалось, что дело касается Гретхен. И она отчего-то начала переживать за девушку, пусть и толком не знакомую ей, но, судя по всему, столкнувшуюся с той же превратностью злой Судьбы, что некогда и она сама. Но раз Ева молчит, то и выяснять придётся все самостоятельно.
***
— Когда её выпишут?
Сухопарый мужчина с жёлтыми от табака пальцами смерил Еву колким взглядом.
— Она здорова, если не считать синяков. И беременности, но это, как известно, не болезнь, — он усмехнулся и прищурился, вертя в руке папиросу, — однако у нас есть основания полагать, что под машину она бросилась, а вовсе не оказалась настолько невнимательной, чтобы не заметить её. По-хорошему, при таких подозрениях мы переводим пациентов в соседнее здание.
Ева вздрогнула — о психиатрических лечебницах в среде обывателей ходили легенды, способные составить конкуренцию готическим историям о призраках и вампирах.
— В каких условиях она живёт? — врач наклонил голову, рассматривая девушку. — Или в какие условия её могут забрать?
Вторым вопросом он словно наводил Еву на определённую мысль, за которую, как за спасительную соломинку, она тут же ухватилась.
— В отличных! Комната, там, правда, не слишком большая, но все чисто, и соседи хорошие, и даже ванна есть!
Ева поняла — она заберёт подругу с собой. Они что-нибудь придумают, она будет заботиться о Гретхен и о её ребёнке.
— Тогда я готов выписать её через пару дней, — Ева явно произвела на доктора благоприятное впечатление, несмотря на вчерашнюю истерику.
Краузе, а это был именно он, прекрасно знал, что в моменты потрясений с людьми бывает и не такое, поэтому очень снисходительно отнёсся к произошедшему.
— Вы можете пройти к ней, — на лице врача заиграла лёгкая улыбка.