И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

Гретхен прижала ладонь к пылающей щеке, уставившись с полным непониманием на свою спасительницу. Она привыкла к затрещинам от отца, к издевательствам Берга, но поверить в то, что её ударила Ева?.. Ева, которая так нежно уверяла её в том, что всё позади, что она поможет ей справиться со всем произошедшим. Ева, которая гладила её по волосам, когда она просыпалась от кошмаров…

— Что ты несёшь! — бледное лицо Вайс исказилось гримасой брезгливости. — Он же живой!

Гретхен задохнулась от возмущения — она всю жизнь жила как вещь, как приложение, как средство. И вот впервые, когда Ева забрала её к себе, она ощутила себя живой просто потому, что она тоже была человеком, личностью! И это осознание сейчас у нее отняли, подразнив запахом свободы, — она вновь была не ценной сама по себе, а лишь как контейнер, временное вместилище для чудовища от семени Берга.

— А как же я?.. — голос был едва слышен.

— А что ты, — Ева скривилась ещё сильнее, — обычная потаскуха. Сама же подпустила его к себе! А теперь ещё и хочешь стать… убийцей!

Когда Ева уснула, Гретхен уже долго сидела на полу комнаты, думая, что делать дальше. Врача искать было не на что, да и слишком рискованно, хотя, в тюрьме хотя бы кормят… Она смотрела на спящую девушку с пониманием и сочувствием — Ева, добрая душа, не заслуживала такой подруги. Как и её младший брат не заслуживал такой сестры.

========== Глава 39: Scio me nihil scire/Я знаю, что ничего не знаю ==========

Der Körper bebt, beweist dass er lebt.

Ich brauch keinen Frieden, das Blut muss sieden.

Den Blick geradeaus, die Gedanken sind klar.

Wo bin ich gewesen, ich bin wieder da.

Sei stets gut zu mir,

Wenn mein stummes Herz wieder lacht.

Oh, mein Elixier,

Hast das Feuer neu entfacht.

Adrenalin!

Ost+Front «Adrenalin»

Кимбли возвращался с очередного собрания общества Туле, которые стали более редкими, однако с Хаусхоффером они всё же периодически встречались. У того по-прежнему квартировался Гесс, и, хотя Карл особенно ничего об этом не говорил, было понятно, что его это положение вещей не слишком устраивало. Зато старик был уверен в абсолютной непричастности бывшего алхимика к злополучному взрыву. О бомбе у него выяснить толком тоже ничего не удалось, но на это Зольф и не рассчитывал.

Да ещё и последние новости не радовали — Кимбли читал газеты и прекрасно знал, что в ту роковую ночь, когда бывшая машинистка из его отдела отчего-то бросилась под колеса «семёрки», в исповедальне у старины Петра был убит химик Ганс Рубер, назначивший ему встречу. И не нужно было обладать задатками гения, чтобы сложить произошедшее в единую картину — кому-то очень сильно понадобилось выставить Зольфа виновным в убийстве. Оставался самый основной вопрос: кому и зачем это было столь необходимо. Очевидно, это как-то было связано с той самой взрывчаткой, но как именно — Кимбли не знал.

Подойдя к дому — а в этот день Зольф отчего-то решил дойти до собрания пешком, — он едва ли не кожей почувствовал, что что-то было не так. Он привык к подобному ещё со времён ишварской войны — все, кто не обладал подобным чутьём, очень скоро остались кормить бродячих псов и шакалов. Это ощущение было почти забытым и отчасти очень даже приятным, но все положительные стороны резко обратились в недостатки, стоило вспомнить, что алхимия была ему недоступна.

Он почувствовал чьи-то руки на затылке, сладковатый запах ударил в нос. Кимбли попытался уйти от захвата вниз, но перед глазами потемнело, и наступила тишина.

Багровый алхимик пришёл в себя в тёмном затхлом помещении. Он сидел на стуле, руки его были скованы за спиной — опять! — ноги привязаны. Он поднял голову, силясь услышать или рассмотреть, есть ли кто-то ещё кроме него в этом гостеприимном месте.

— Очнулся, — грубый хриплый голос словно вонзился в мозг. — Разговаривать будем?

Человек, говоривший с ним, стоял в тени.

— Смотря о чём, — пленник неловко пожал плечами.

— А это мы будем определять, о чём, — хохотнул голос, — твоё дело маленькое — на вопросы отвечать. А спрашивать я буду.

Волосы на затылке встали дыбом. Скованные руки лишали Кимбли способности связно мыслить — слишком много воспоминаний связывало его с этими ощущениями. Все его усилия были направлены на одно: удержать самообладание. Не выказать страха. Не показаться слабым.

— Ну попробуй, — равнодушно бросил Зольф.

Наёмник в углу был готов взорваться — надо было у того франта-заказчика просить двойную цену.

— Ты чего это? Непонятливый?

— Да нет, наоборот, — протянул Кимбли.

— Дерьма кусок! — вышел из себя похититель, подскакивая к пленнику и хватая того за лацкан пиджака.

Уж очень раздражал честного криминального элемента связанный человек, не спешивший паниковать и просить отпустить его, а даже в таком положении ухитрявшийся представлять ситуацию так, словно он сидел в удобном кресле и вёл светскую ни к чему не обязывающую беседу. И сейчас, безвольно повиснув в руках наёмника, этот тип ухмылялся.

— Перестань, — раздался вкрадчивый голос из тёмного угла, — не надо грубить нашему достопочтенному гостю.