И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

Страх с новой силой сжал сердце Зольфа липкой потной ладонью, заставив дыхание участиться, губы — пересохнуть, а самого Кимбли — испытать совершенно парадоксальное болезненное удовольствие: наконец-то размеренность и некоторая пресность здешней жизни оказалась разбавленной острыми ощущениями. Хотя, что таить греха — всё его существо жаждало подобных эмоций, но из совершенно иной отправной точки. А никак не оказаться приведённым силком невесть куда невесть зачем, ещё и со скованными руками.

— В гости, между прочим, по собственной воле ходят, а не силком тягают, — заметил Кимбли, нервно дёрнув головой, после того, как его отпустили.

Голос в углу рассмеялся.

— Это смотря к кому. Я, например, если в гости зову, ко мне на всех четырёх поспешают, — с явной улыбкой отозвался голос. — Давай, расскажи мне, мил человек, что ты знаешь о бомбе.

Зольф рассмеялся. Он ожидал подобного, но в несколько ином антураже. Пусть смех и вышел слегка истерическим, бывший алхимик даже немного расслабился — тут у него не было поводов чего-либо скрывать, а, судя по голосу, его собеседник, прятавшийся в тени и табачном дыму, был способен на конструктивный диалог. Хотя скованные руки по-прежнему мешали ясности мышления.

— О какой же именно бомбе?

— А ты не юли, — посоветовал голос. — Может, тогда и снисхождение проявим. Помнишь бомбу, что на испытаниях взорвалась?

— На память не жалуюсь, — отозвался пленник. — Да только не одна она там взорвалась.

— Выкладывай всё, что знаешь. И без промедления, а то я же на предмет снисхождения и передумать могу.

***

— Вы всё слышали, — пожал плечами Веллер, закуривая. — Ничего нового.

Безногий разозлился. Он так рассчитывал на этот разговор!

— Выходит, придётся разговаривать по-другому, — глаза инвалида блеснули.

— Вы уверены? — лицо Готтфрида выражало сомнение.

Он был уверен, что Кимблер сказал правду. И теперь стоило трясти этого Рубера, с которым их невольный гость так и не встретился. Но, похоже, его подельник был настолько ослеплён жаждой личной вендетты, что был инвалидом не только по состоянию опорно-двигательного аппарата, но и зрения, слуха и, по всей видимости, мозга.

— Пустите меня с ним поговорить, — Безногий рвался в бой.

— Нельзя, — отрезал Веллер. — Вы представляете себе, что будет, если он вас запомнит и доложит полиции? С учётом того, сколько раз его допрашивали и, по всей видимости, безрезультатно, нас тут же заподозрят во всех делишках, которые кто-то хочет повесить на него. А нам бы не подставляться, а сыграть на опережение!

— А мы от него избавимся, — предложил инвалид.

Веллер закурил ещё одну. Похоже, учёный, на которого он делал ставку, сдулся, раз готов рисковать всем ради того, чтобы заглянуть в глаза чудовищу из прошлого.

— Даже думать об этом забудьте, — в голосе Готтфрида зазвенел металл. — Я и так ума не приложу, как бы его поделикатнее отсюда выставить.

***

Анна, словно тень, следила за Ноа в те моменты, когда не была с Исааком. Ничем примечательным цыганка не занималась — работала в цветочной лавке, а вечера и редкие выходные проводила дома. Ни друзей, ни личной жизни — ровным счётом ничего. Вежлива и ровна в общении с клиентами, смотрит в рот мальчишке с золотой косой — от слежки за подобным объектом недолго и помереть со скуки. Стремится не трогать никого руками — единственная особенность, но о её причине разведчица догадывалась, пусть и не хотела до конца верить в подобные возможности. Но если это и правда так — зачем ей нужны обрывки чужих воспоминаний? Девчонку можно понять.

На сближение Анна пока не шла — всё же прямой контакт и есть прямой контакт, придётся обнаруживать себя, изворачиваться — а ей было совершенно не нужно, чтобы в Центре узнали, что дело с бомбой она не забросила. Зато походив по придуманным бытовым предлогам в полицию и покрутившись около, разведчица выяснила, что очень странную взрывчатку — вроде бы как, экспериментальную — привозил на испытания некоторый химик из одной из крупных корпораций. Это было уже очень похоже на след, по которому она решила идти, но очень и очень осторожно.

Очень быстро удалось выяснить, что тот самый химик и жертва скандального убийства в церкви, которое тут же было подхвачено и разлетелось слухами по всему Мюнхену, а то и за его пределами, — одно лицо. Это чертовски осложняло дело. Складывалось впечатление, что новая информация вместо того, чтобы вносить ясность, запутывает ещё больше.

***