И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

— Что стоишь? — прикрикнула Йоханна.

Она едва сдерживалась, чтобы не наброситься на коллегу и не вырвать все её рыжие патлы.

— Она… убила себя? — Ева брезгливо поджала губы.

— Вызывай врача, дура! — взъярилась Йоханна. — Под суд бы тебя, тварь лицемерная, рожа самодовольная! Я когда тебе сказала? Когда тебе сказала…

По лицу Лангефельд потекли слёзы. Какая же она глупая! Как она могла понадеяться на эту дрянь? Надо было с самого начала заняться помощью этой несчастной наивной девчонке самостоятельно. Тогда бы та не лежала сейчас как сломанная кукла в кровавой воде…

***

Йоханна стояла в пропахшем карболкой коридоре морга Мюнхенского госпиталя и смотрела в белую стену. Ей казалось, что всё происходящее — дурной сон, неправда, чудовищная ошибка. Из раздумий её вырвали гулкие шаги.

— Доктор… — Йоханна прижала платок к углу глаза.

— Не самоубийство это, — закуривая, резюмировал пожилой человек в чёрном халате, — и писать в отчёте про самоубийство тоже не стану — не отпоют ведь тогда… Дитя она вытравить пыталась, аспирином…

— Ей было больно?..

— Нет, — покачал головой он. — В таких случаях им перед смертью очень хорошо.

«Иной раз так, как не бывает при жизни,» — подумали оба, но вслух этого так никто и не произнёс.

***

— Ска́чки? — Кимбли нахмурился, рассматривая содержимое конверта.

Внутри лежали два билета на эксклюзивную трибуну и письмо от Хаусхоффера с приглашением.

— Это какой-то местный вид досуга? — он непонимающе посмотрел на Ласт.

— Можно сказать и так, — она снисходительно улыбнулась. — Все приходят на стадион и смотрят на то, какая лошадь добежит до финиша первой. При этом приветствуется делать ставки.

Зольф растянул тонкие губы в усмешке.

— А что происходит с теми лошадьми, которые проиграли забег? — в его голосе появились хищные нотки.

Ласт наклонила голову и испытующе посмотрела на Зольфа. Она прекрасно понимала, к чему он клонит, и его позиция относительно выживания сильнейшего ей чрезвычайно импонировала.

— Что ты имеешь ввиду? — она многозначительно приподняла бровь, слегка прикусив нижнюю губу.

Зольф думал о том, что подобное развлечение безумно напоминает ему войну в адаптации на потребу публике и без личного участия. По этой логике выходило, что победители получают жизнь, а проигравшие отправляются в расход. Тем более речь шла о животных, содержать которых в условиях ограниченного ресурса было, скорее всего, весьма накладно.

— Если лошади проигрывают в схватке, значит, они попросту там не нужны, — пожал плечами Кимбли, обнимая Ласт. — Кстати, дорогая, ты достаточно азартна?

— Смотря с чем сравнивать, — сверкнула глазами гомункул. — Пожалуй, не настолько, чтобы спустить сумму, отложенную на свадебное путешествие.

Зольф подозрительно уставился на письмо. Он не представлял себе, с чего вдруг Хаусхофферу звать их на мероприятие подобного пошиба. Да ещё и при помощи письма, вопреки привычкам профессора, не написанного от руки, а напечатанного на машинке.

***

— В четверг похороны, — нахмурившись, проговорила Берта. — Пойдёте?

— Нет.

Кимбли равнодушно смотрел в стену. Ева вспыхнула — она по-прежнему считала этого человека виновным в том, что жизнь куклы Гретхен прервалась, так толком и не начавшись — ну что успела повидать эта девчонка, кроме алкоголика-отца да вечно голодных братьев-хулиганов? И Берга…

— Но она работала у вас… — Берта предприняла попытку всё же уговорить начальника проводить бывшую подчинённую в последний путь.

— Какое сейчас это имеет значение? — прищурился Зольф. — Её больше нет, значит, она не справилась с тем, что возложил на её плечи этот мир.

«Зато справилась с тем, чтобы обеспечить мне алиби,» — подумал он, скрываясь за тяжёлой дверью собственного кабинета.

Он не считал себя виноватым. Ему отчасти даже было жаль девушку, но на что она могла рассчитывать, так глупо пытаясь привлечь к себе внимание? Какой вопрос к мирозданию — таков и ответ на него. Кимбли привык к этому так же, как привык к тому, что порой ответ абсолютно несоразмерен.

— Как он может так говорить? — прошипела Ева.