И солнце взойдет. Она

Впрочем, Рене не унывала. Она старательно находила забавным, как медсёстры немедленно вспоминали о своих срочных делах и исчезали за дверями ближайшей палаты, стоило Энтони появиться на другом конце коридора. Однако затем он уходил, и неприязнь вспыхивала с удвоенной яростью. Авторитет доктора Ланга был абсолютен, тогда как её… Что же, Рене была лишь резидентом – человеком без голоса, но с тонной ответственности, у которого накопилось слишком много дежурств. Идеальный повод для сплетен.

И не было ничего удивительного, что напряжение между Рене и коллегами постепенно достигло своеобразного апогея. Это, конечно, не походило на устроенную осенью травлю, но жертва тоже порядком устала. Как и все, Рене вымоталась едва ли не до нуля. Почти не спала и не ела, а потому даже думать становилось сложнее. Ложась в кровать далеко за полночь, она видела перед глазами строгие графы пройденных тестов, читала во сне какие-то справочники и шила-шила-шила, соединяла кости, зажимала артерии, вскрывала абсцессы, отчего в голове немедленно возникала иллюзия запаха гноя. От этого каждое утро Рене вставала совершенно разбитой с лёгким приступом тошноты, но выхода не было. Работа оставалось работой.

Однако даже у её сил имелся предел. И, наверное, именно из-за этого она однажды не выдержала…

…В один из апрельских дней Рене заканчивала уборку в перевязочной, когда там объявился Франс. В чистеньком хирургическом костюме и с витавшим вокруг ароматом кофе он зашёл в кабинет, осмотрелся, а потом безмятежно прислонился к стене. С лёгким пренебрежением Холлапак наблюдал, как находившийся уже в полушаге от лицензии хирург спокойно собирала в лоток использованные дренажи, выбрасывала перепачканные гноем и кровью салфетки, складывала грязный инструмент. Чуть поодаль стоял приоткрытый стерильный бикс, который давно следовало бы захлопнуть, но Рене была пока слишком занята, а желающих помочь, конечно же, не нашлось. Скорее здесь соберутся любители поглумиться. Такие, как Франс.

– Решила подработать уборщицей? – спросил он, и Рене чуть резче, чем следовало, бросила на поднос корнцанг.

– Что тебе нужно?

– Мне? Ничего. – Холлапак демонстративно развёл руки в стороны, будто оказался в этом крыле совершенно случайно. – Гораздо интереснее, что тебе нужно здесь.

– Я делаю свою работу. Если хочешь, то помоги, нет – оставь меня в покое и выйди вон.

– Полегче, Роше. Судя по последним достижениям, это твой предел – идеальная поломойка. – Тёмные пухлые губы растянулись в кривой усмешке, а сам Франс, разумеется, даже не двинулся с места. Ничто не доставляет столько удовольствия, как чужие унижения, да?

– Откуда столь гениальные выводы? – тем временем процедила Рене. – Один заполненный дневник биопсий не делает из тебя гениального врача.

– Оттава, – коротко бросил Франс и с молчаливым самодовольством наблюдал, как она зло смахнула последние грязные салфетки. Ах, ну конечно.

– Я давно сдала тест на постоянную визу. Так что знаю, что это столица Канады.

– О, бога ради, – перебил Холлапак. – Не придуривайся. Мы все здесь единое целое, так что глупо даже пытаться скрывать поездку. А тем более её итог.

– Не думаю, что обязана отчитываться перед вами, – сказала Рене и нарочито громко шарахнула о стол металлическим лотком с инструментами. Всё, чего она хотела, чтобы её оставили наконец-то в покое. А ещё лучше, чтобы вообще забыли о существовании Рене Роше.

– Нет, серьёзно! Это было так весело! Гениальная Роше, которой каждая глотка пророчила великое будущее, вернулась ни с чем, и теперь подбирает перепачканные экссудатом салфеточки.

Он рассмеялся, а Рене медленно выдохнула. Захотелось со всей силы швырнуть что-нибудь в стену, но вместо этого она слушала чёртова Франса.

– Я смотрю, корона улетела так далеко, что до сих пор не можешь найти? Поищи в грязном белье около прачечной. Быть может, Ланг снова погладит по голове или допустит свою шлюшку к обязанностям ассистен…

Договорить Холлапак не успел. Его прервал смазанный, но всё равно очень сильный удар по лицу. Рене сама не поняла, как всё случилось. Она целилась в челюсть, хотела залепить обычную девчачью пощёчину, но кулак сжался сам. Раздался хруст, громкое оханье, а потом короткий приказ, что перекрыл грохот рухнувшего на пол железного бикса.

– Довольно! – холодно бросил Энтони Ланг, невесть когда появившийся в перевязочной. И заметив взгляд, которым глава отделения одарил участников потасовки, Франс тут же заголосил:

– Это не я! Роше ненормальная, напала на меня сама! Угрожала жизни и здоровью в особо опасной форме! Я требую, чтобы данный факт занесли в личное дело и устроили слушания комиссии… – На этом текущая из носа кровь наконец-то достигла рта, и Холлапак замолчал.

– Всё сказал? – скучающим тоном спросил Ланг, и когда ответа не последовало, холодно добавил: – Иди вон и прекрати своё бесполезное нытьё.

– Но… – Франс попробовал вытереть рукавом губы, но те продолжило заливать, отчего белый халат окрасился красными пятнами.