И в горе, и в радости

Возле ступеней базилики Святого Марка меня вырвало в урну для сигарет. Мы с Патриком отмечали пятую годовщину свадьбы в Венеции. Предыдущие две недели он постоянно спрашивал меня, не хочу ли я отказаться, потому что мне явно было плохо.

Я ответила: «Когда болеет тело, а не разум, это освежает, так что все в порядке».

Я отчаянно хотела отменить поездку. Но он купил путеводитель «Лонли планет». Он читал его в постели каждую ночь, и, как бы больна и напугана я ни была, я не могла разочаровать человека, чьи желания были столь скромны, что их можно было обвести карандашом.

Патрик нашел место, где можно было присесть. Он сказал, что я должна снова сходить к врачу, как только мы вернемся в Оксфорд, на случай, если это не просто вирус. Я сказала, что это вирус, и, поскольку раньше меня никогда не тошнило, очевидно, что это особая психосоматическая реакция на то, что из-за его рюкзака мы выглядим как туристы.

Я была беременна. Я знала это уже две недели и не говорила ему. Врач, подтвердивший это, ответил, что понятия не имеет, как такое могло произойти при наличии импланта, что все еще находился в моей руке. «Нет ничего, что защищало бы на сто процентов. В любом случае пять недель, по моим расчетам».

Патрик встал и сказал:

– Давай вернемся в отель. Сможешь прилечь поспать, а я поменяю нам рейс.

Я позволила ему поднять меня.

– Но ты же хотел увидеть тот мост. Понте де что-то там.

Он сказал:

– Это неважно. Мы еще вернемся сюда.

Прогулка до отеля все равно привела нас к нему. Патрик достал свой путеводитель и начал читать страницу с загнутым уголком:

– Почему мост Вздохов так называется? Хорошо, что вы спросили. В семнадцатом веке…

Слушая, как он читает, я чувствовала, что меня охватывает грусть. Не из-за того, что бла-бла, согласно преданиям, преступники, которых вели в тюрьму на другом берегу, вздыхали, бросая последний взгляд на Венецию через окна моста, выполненные в типичном стиле барокко. А из-за того, как Патрик хмуро смотрел на страницу, как он время от времени поднимал глаза, чтобы проверить, слушаю ли я, как он сказал «вау», когда закончил. «Это очень печально». На следующий день мы улетели домой.

* * *

Я рассказала ему на участке. Каждый день, пока я знала: до Венеции, в Венеции, всю неделю, прошедшую с возвращения, – я собиралась рассказать ему, но постоянно находила какую-нибудь причину, чтобы отложить это. Он устал, держал в руках телефон, на нем был свитер, который мне не нравился. Он был слишком доволен каким-то своим занятием. В тот день, в воскресенье, я проснулась и прочитала записку, которую он мне оставил. Я оделась и пошла его искать. Он сидел на упавшем бревне и что-то держал. Я подумала, что не смогу это сделать, когда оказалась достаточно близко, чтобы увидеть предмет у него в руках. Я не могла разрушить само существование Патрика, раскрыть свой обман и расщепить его будущее, пока он держит в руках термос.

Всегда находилась какая-то причина. Как только я скажу ему, это станет реально и мне придется все исправить. Времени не оставалось. Я рассказала.

Пока я воображала наш разговор, я думала, что представила каждую реакцию, которая могла возникнуть у Патрика, но она оказалась хуже, чем любая, которую я могла придумать сама, – мой муж спросил, на каком я сроке. Этот вопрос относился к опыту, которого у нас не было, его нельзя было задавать в наших обстоятельствах.

Я сказала:

– Восемь недель.

Он не спросил, как давно я знаю. Это было слишком очевидно. Он сказал:

– Не знаю, как я не догадался. – Как будто это была его вина, а затем наклонился вперед, положив локти на колени, и, глядя в землю, сказал: – Но мы сейчас не решаем, что делать.

– Нет, я просто сообщаю тебе.

– Значит, большой срочности нет.

– Нет. Но я не собираюсь излишне ждать без причины.

Он сказал «хорошо».

– В этом есть смысл.

Я вылила чай и вернула ему чашку.

– Мне пора. Увидимся дома.

– Марта?

– Что?

– Можешь дать мне несколько дней?

Я сказала, что еще не записалась к врачу. В любом случае это время у него будет.

* * *

Патрик не упоминал об этом, когда вернулся домой или в последующие дни, но он по-другому двигался по дому. Он рано пришел домой. Он не позволял мне ничего делать. Он всегда был со мной по утрам, но всякий раз, когда я просыпалась ночью, он был где-то в другом месте. Я знала: он думает только об этом.

В следующее воскресенье он зашел в ванную, когда я сидела в ванне, и примостился на бортике. Он сказал:

– Слушай, прости, что это заняло у меня так много времени. Я просто подумал – ты точно не хочешь его оставить?

Я сказала «нет».

– Тебе не кажется, что если бы мы его оставили – потому что я правда думаю, что ты была бы…

– Пожалуйста, не надо, Патрик.

– Хорошо. Просто я не хочу, чтобы в будущем мы пожалели, что не обдумали это.

Я мотнула ногой в воде.

– Патрик!

– Хорошо. Извини. – Он встал и бросил на мокрый пол полотенце. – Я сделаю тебе направление.

Рубашка и штанина его джинсов промокли. Когда он выходил из ванной, я сказала:

– Этого не должно было случиться.

Я сказала ему, что об этом никогда не шло речи. Но он не обернулся, просто бросил «хорошо, ага».