И в горе, и в радости

– Наверное, депрессия, но она не постоянная. Она просто начинается без всякой причины или по причине, которая кажется слишком незначительной. – Я приготовилась к тому, что он вытащит из ящика стола заламинированный список, протянет мне и заставит отмечать все эти „Всегда“, „Иногда“, „Редко“, „Никогда“. Toujours, parfois, rarement, jamais.

Вместо этого он надел на ручку колпачок, положил ее на блокнот и сказал:

– Возможно, вам удастся описать мне, каково это, когда вы внезапно оказываетесь, так сказать, в гуще боя.

Я описала это так же, как описывала Патрику, после того как он впервые столкнулся с этим – в тот летний день, когда мы еще не были вместе, – и множество раз с тех пор. Я сказала:

– Это как если ты заходишь в кинотеатр, пока светло, а когда выходишь, ты в шоке, потому что не ожидаешь, что на улице стемнело, но это так.

– Это как сидеть в автобусе, и незнакомцы по обе стороны от тебя внезапно начинают кричать друг на друга, драться поверх твоей головы, и ты не можешь выбраться.

– Это как стоять на месте, а потом упасть с лестницы, не зная, кто тебя толкнул. За спиной никого нет.

– Это как спуститься в метро, пока небо голубое, а выйти, когда льет дождь.

Он подождал еще мгновение, словно я могла добавить что-то еще, а затем сказал, что это интересные и очень полезные описания.

Я прикусила ноготь большого пальца, затем посмотрела на него и оторвала ту часть, которая уже была полуоторвана.

– В основном это как погода. Даже если ты понимаешь, что сейчас произойдет, ты ничего не можешь с этим поделать. Это произойдет в любом случае.

– Погода в голове, так сказать?

– Что-то вроде того. Да.

Роберт сказал:

– Мне очень вас жаль. Похоже, вам уже очень давно приходится тяжело.

Я кивнула, снова кусая ноготь.

– Интересно, кто-нибудь когда-нибудь предполагал у вас ____________________, Марта?

Я махнула рукой и сказала „нет, слава богу“.

– Это единственное, чего у меня нет или про что мне не говорили. Хотя вообще-то, – вспомнила я, – когда мне было лет восемнадцать, один шотландский врач сказал, что не может исключить эту болезнь, но моя мать сказала, что исключит ее сама. Она заявила ему, что единственное, что я делала, – все время плакала, и что я не какая-то наглухо чокнутая, которая воображает, что она царица Боудикка или что с ней разговаривает бог через зубные пломбы.

– Конечно, нет. Но я могу отметить, – он сделал короткую паузу, – симптомы, описанные вашей матерью в таких ярких выражениях, существуют только в народном воображении. Настоящие симптомы могут включать…

Роберт назвал дюжину.

Мне стало неприятно жарко, а в горле возникло ощущение, будто кто-то заткнул его тряпкой. Я сглотнула.

– Но я не хочу ____________________, – сказала я и почувствовала себя дурой, а потом грубиянкой.

– Вполне понимаю. Поскольку состояние при ____________________ не очень понятно и, несомненно, среди широкой публики оно воспринимается как…

– Почему вы думаете, что это оно?

– Потому что обычно все начинается с… – маленькой бомбы, которая взрывается в твоем мозгу, когда тебе семнадцать. – И вам назначают… – Роберт перечислил все лекарства, которые я когда-либо принимала, все знакомые и давно забытые названия, затем рассказал мне клинические причины, по которым они не действовали, действовали плохо или делали только хуже.

Я снова сглотнула, когда по лицу потекли слезы, которые стояли у меня в глазах с тех пор, как он сказал, что, похоже, мне уже очень давно приходится тяжело. Роберт взял коробку с салфетками и, поскольку она оказалась пустой, вынул свой носовой платок и передал его мне через разделяющий нас ковер. Я вытерла лицо и задумалась, кто гладит платки этому человеку.

Я спросила его, почему ни один другой врач не подумал об этом, кроме того шотландского доктора, который даже не был уверен.

– Я бы сказал, потому, что вы очень хорошо справлялись с этим в течение долгих лет.

Я не могла перестать плакать, потому что единственное, с чем, как мне казалось, я хорошо справлялась, – это быть трудным, слишком чувствительным человеком. Роберт встал и налил мне стакан воды. Я заставила себя сесть прямо и сказать спасибо. Я выпила половину, затем произнесла „____________________“ вслух, чтобы понять, каково это – применить это слово к себе. Он вернулся в свое кресло, разгладил галстук и сказал:

– На мой взгляд, да.

– Ну, – я медленно вдохнула и снова выдохнула. – Надеюсь, это суточная болезнь.

Роберт улыбнулся:

– Поговаривают, что весьма распространенная. Марта, вам было бы интересно попробовать то, что я обычно прописываю в таких случаях? Лекарство, как правило, очень эффективно.

Я согласилась и, пока он выписывал мне рецепт, украдкой поглядела в окно на викторианские здания на другой стороне Харли-стрит. Они были такими красивыми. Я не знала, были ли они построены для больных людей. Я подумала, что вряд ли бы в них вложили столько усилий, если бы это было так.

Я повернулась к Роберту, который сказал:

– Простите за скорость моей печати. У меня случилась стычка с помидором.

Я спросила, понадобились ли ему швы. Загружая бумагу в принтер, он сказал:

– Вообще-то полдюжины.