И в пути народ мой. «Гилель» и возрождение еврейской жизни в бывшем СССР

Еще на одном семинаре нам подали на десерт мороженое – после мясного горячего. Я ничуть не сомневался, что мороженого пареве в России не достать, поэтому задал вопрос машгиаху, который объяснил, что мороженое куплено у поставщика-еврея. Круглый идиот!

«Гилель» стал в бывшем СССР первой не принадлежащей к тому или иному изводу иудаизма религиозной организацией, которая приняла стратегическое решение соблюдать кашрут на всех общенациональных и региональных мероприятиях и семинарах. Приезжавшие в бывший СССР люди, которые по личным убеждениям считали необходимым твердо придерживаться еврейских диетических принципов, всегда знали, что на всех мероприятиях «Гилеля» их покормят как дома. Некоторые специально приурочивали деловые поездки в бывший СССР к нашим семинарам, чтобы садиться с нами за кошерный стол.

Вскоре строгое соблюдение кашрута сделалось нормой, и посетители рассчитывали на это во всех центрах «Гилеля» в бывшем СССР. Оборотной стороной медали стало то, что, когда в одном из отделений отклонялись от общих требований и подавали трефное, критика обрушивалось на всю систему «Гилеля». Я получал телефонные звонки и электронные письма от посетителей местных отделений «Гилеля»: они – полагаю, что с самыми благими намерениями, – сообщали, что на их глазах студенты смешивали мясное и молочное или подавали некошерную еду. На раннем этапе, в середине 1990-х годов, кашрута не придерживались ни наши студенты, ни сотрудники – соответственно, нельзя было от них ждать, что они станут его строго соблюдать дома или в «Гилеле». Следить за степенью соблюдения кашрута в каждом конкретном центре были невозможно; более того, мы не ввели жесткого правила, которое запрещало бы использование трефной пищи на местах. Сейчас, двадцать лет спустя, по-прежнему не утихают споры и обсуждения, и пока что, говоря словами Франца Розенцвейга, мы находимся на этапе «еще нет».

9. Как учить тфиле

Все долгие годы своего существования советский режим неустанно занимался построением и развитием общества безбожников. После краха СССР почти все наблюдатели вынуждены были признать, что коммунисты преуспели в своих начинаниях. За почти восемь десятилетий советской власти большая часть церквей и синагог была закрыта. Многие из них превратили в дома культуры, театры, спортзалы. В крупных городах вроде Москвы, Ленинграда и Киева делались исключения – некоторые храмы оставили действующими. Однако деятельность их была строго ограничена – в принципе, это был, скорее, рекламный трюк с целью приглушить критику с Запада. В синагоги приходила своеобразная публика – упорные старики, которых не смущали гнев и слежка КГБ: они старательно посещали все службы. Службы проводили работавшие на правительство раввины и канторы, которые почти ничего не могли предложить прихожанам.

Неудивительно, что на момент свержения советской власти в 1991 году и возвращения свободы вероисповедания синагоги и все то, что они в себе воплощали, были настолько же далеки от повседневной жизни большинства евреев, как и открытый космос. Клей-кодеш, религиозные деятели, для большинства были своего рода инопланетянами, а синагогальные службы воспринимались как бессмысленные пережитки прошлого.

На протяжении всей нашей истории поколения раввинов учили, что еврейская жизнь зиждется на трех основаниях: Тора, авода, гмилут хасадим (учение, поклонение, добрые дела). Большинство евреев считает, что это и есть те священные общинные механизмы, на которых держится еврейская жизнь. Научить евреев бывшего СССР важности учения и добрых дел было задачей выполнимой, но добавь к уравнению еще и молитву – и быть беде.

Даже для меня, человека, который вырос, постигая и соблюдая учение иудаизма, молиться всегда было непросто. Тем более это непросто для людей, которые никогда в жизни не соприкасались с идеей Бога или молитвы.

Сотрудники «Гилеля» долго и упорно пытались придумать, как объяснить молодым евреям значимость молитвы. Большинство российских евреев вообще не задавалось этим вопросом. Как же воссоздать ту среду, где Бог вновь займет место в центре – или хотя бы на периферии – их жизни?

Большинство моих коллег, российских евреев, предлагало запустить учебную программу, построенную вокруг исторической значимости молитвы для евреев. Они считали, что уму, душе и духу молодых российских евреев понадобится несколько лет, чтобы срастись воедино, – и только на эту утучненную почву можно будет бросать зерна тфилы. Мнение здравое, однако меня оно смущало. Мне казалось, что тем самым мы уходим от проблемы. Я был убежден, что мы не можем позволить себе расходовать время на умозрительные построения, что нужен фронтальный подход к внедрению тфилы, но обязательно с позиций чуткости и честности.