«И вечные французы…»: Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы

И под конец скажем несколько слов о прическе à la Jeune France, которая упомянута не в «Герое нашего времени», а в «Княгине Лиговской» [Лермонтов 1957: 6, 160], но тоже нуждается в пояснении, тем более что упоминание о ней свидетельствует: Лермонтов знал не только о сентиментальных и эротических пристрастиях «юнофранцузов» («порода в женщинах»), но и об их бытовых привычках (прическа). Строго говоря, в изначальном описании типа le Jeune-France указания на определенную прическу отсутствуют; это «двуногое», как уже было сказано, характеризуется не прической, а бородкой [Gautier 1833: 310–311]179. Но и сведения о прическе этих юношей отыскиваются в достаточном количестве все в том же сборнике Готье «Les Jeunes France». В предисловии автор признается, что приятели сделали из него «образцового юнофранцуза»: «Теперь у меня очень длинный псевдоним и очень короткие усы. У меня пробор в волосах à la Рафаэль» [Gautier 1833: 27], а такой прической называли в XIX веке волосы до плеч, расчесанные на пробор180. Готье подробно описывает эту прическу в новелле «Онуфриус, или Фантастические злоключения поклонника Гофмана»: у заглавного героя, суеверного художника Онуфриуса, «юнофранцуза и неистового романтика», «волосы, разделенные на пробор, как у женщин, симметрически спускались до плеч, без всякой завивки, прямые и блестящие на старинный лад, точно у ангелов Джотто или Чимабуэ» [Gautier 1833: 74]181. Сходным образом в новелле «Пуншевая чаша» про юнофранцузов говорится, что те, кто были слишком молоды, чтобы обзавестись такой важнейшей принадлежностью, как бородка, «возмещали недостающее длиною волос» [Gautier 1833: 311]182. Наконец, в новелле «Даниэль Жовар, или Обращение классика» заглавный герой знаменует свой переход из лагеря староверов-классиков в ряды романтиков тем, что сначала отращивает эспаньолку – короткую остроконечную бородку, которая «по крайней мере, свидетельствует о намерении отрастить бороду», а затем обзаводится «окладистой бородой», которой «хватило бы на трех землекопов», и «развевающимися волосами» [Gautier 1833: 146, 152; Готье 1972: 1, 177; рус. пер. Н. М. Гнединой (М. Надеждиной)].

Разумеется, прямыми доказательствами знакомства Лермонтова со сборником Готье мы не располагаем (так же, впрочем, обстоит дело и с большей частью французских произведений, в которых исследователи находили параллели с творчеством Лермонтова). В 1833 году книга Готье запрещена цензурой иностранной [Общий список 1855: 136. № 1088]183, – но это как раз свидетельствует о том, что ее в Россию ввезли, цензурное же запрещение (тем более не «абсолютное», а лишь «для публики»), как правило, не мешало в России знакомиться с произведениями, попавшими под запрет.

Ни о каком влиянии Готье на Лермонтова говорить не приходится, но, как мне кажется, есть основания предположить, что автор «Героя нашего времени» был знаком со сборником о «юнофранцузах» и что сборник этот стал для него «литературным фоном» [Томашевский 1941: 506] и, пусть в мелочах, «оснастил его дарование» [Вяземский 1984: 431; письмо к С. П. Шевыреву от 22 сентября 1841 года].

«СПАСАЕМ КАССУ» КРЫЛАТОЕ СЛОВО ОДНОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПЕРСОНАЖА-АВАНТЮРИСТА

В 1872 году французский издатель Морис Лашатр выпустил первый французский перевод «Капитала» Маркса184; перевод был выполнен Жозефом Руа (1830–1916), но на титульном листе значилось, что он «полностью выверен автором». Вначале Маркс был в восторге от своего «великолепного переводчика», но потом совершенно разочаровался в нем; в январе 1873 года в письме к русскому переводчику «Капитала» Н. Даниельсону он признавался, что «тратит на исправление перевода неслыханные усилия», но результат все равно остается неудовлетворительным. Подробности этой совместной работы изложены в обстоятельном предисловии французского германиста Жана-Пьера Лефевра к его собственному переводу «Капитала» [Marx 1993: XLI]. Я не буду на них останавливаться; меня интересует в переводе Руа один-единственный фрагмент из параграфа под названием «Борьба за нормальный рабочий день» (т. 1, кн. 1, гл. 8, § 6).

В первом немецком издании 1867 года он звучит следующим образом: