«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

Случай, пишет историк, почти анекдотичный, но вряд ли разумно не замечать его многозначительности. Просматривается в этом случае, во-первых, представление рядовых граждан о неорганичности разделения властей, партий, политического ритуала и всего прочего, чем формализуется выражение общественного мнения и связь между властью и обществом, и, во-вторых, необязательность превращения традиционалистского сознания в стране, успешно модернизирующейся, в источник активного недовольства^{844}.

С японскими впечатлениями историка можно сопоставить обобщение, основанное на российском опыте и принадлежащее не рядовому гражданину. Этот хорошо известный деятель полагает, что «отношение народа России к парламенту России за последние годы… не изменилось никак. Будь то 1995 год, будь то 2005-й, народ абсолютно не воспринимает этот институт как укорененный институт государственной власти в стране. Не воспринимает ни федеральный парламент, ни областной, ни муниципальные законодательные собрания, ни судебные органы… Что для народа сейчас политические партии?.. Нет доверия… Не вросло, не стало коренным!..»^{845}.

Как скоро «врастет», автор не пытается предсказать. Ясно лишь, что дело не в одной инерции снизу. К неукорененным еще в общественном сознании институтам, к «технологии притирки властей», да и к свободе слова и печати можно сознательно и целенаправленно приучать, но можно от них и отучать разными способами на протяжении долгого времени.

* * *

Свержение Временного правительства и последующий роспуск Учредительного собрания прошли под знаком идеологического оправдания глубокого раскола общества. Конструирование универсального образа врага — «буржуазии» означало, что отрицается все «буржуазное», в том числе «буржуазное» общественное мнение. «Буржуазным» становится с этого момента чрезвычайно широкий спектр взглядов и настроений, носителями которых были и члены многих клубов. Имеет смысл поэтому остановиться хотя бы бегло на дальнейшей судьбе возникших до этого клубов и их членов.

Самым престижным клубам после октябрьского переворота удалось протянуть недолго. С каждым днем становилось все более очевидным, что не только культура материально обеспеченных и образованных слоев общества, причисленных теперь без разбора к «буржуям», но и сам принцип разнообразия учреждений досуга несовместим с нивелирующей тенденцией революции. К этому прибавилось общее снижение уровня потребления материальных и культурных благ в условиях экономического развала, оно также не могло способствовать сохранению традиционных клубов. Наконец, эти клубы не могли не вызывать подозрения как центры — неважно, действительные или потенциальные — враждебной новой власти и не желавшей покорно уходить со сцены старой общественности.

Сохранилась лаконичная зарисовка, позволяющая составить некоторое представление о московском Английском клубе на исходе его существования, в краткий послеоктябрьский отрезок его истории, — запись в дневнике директора библиотеки Румянцевского музея историка Юрия Владимировича Готье. Деятельный член Литературно-художественного кружка, Готье, по-видимому, посещал также Английский клуб (об отце его книготорговце В. И. Готье известно, что он был старшиной Купеческого клуба, а в принадлежавшей ему типографии печатались «прибавления» к каталогу библиотеки Английского клуба). Запись историка датирована 23 декабря 1917 г.: «Вечером обедал в Английском клубе; довольно много генералов в штатском (Зайончковский, Нилов) и вообще бывших людей; большая азартная игра; бывшие люди обладают выдержкой и воспитанием, а кроме того, в клубе стараются отвлечься от скорбных дум»^{846}.

Идти в этом навстречу «бывшим людям» новая власть, разумеется, не собиралась, их скорбные думы были ей безразличны. Некоторые из членов и гостей клуба вскоре попали в гораздо менее комфортные условия, в том числе те из «бывших», кого упомянул Готье. Они не были, судя по их биографиям, москвичами и постоянными членами клуба; оказавшись не у дел, Зайончковский и Нилов просто воспользовались открытым доступом в клуб. Революция поставила их и им подобных перед жестким выбором: сопротивляться чуждой им власти или искать способ адаптации к новым условиям жизни — без каких-либо гарантий защищенности от преследований и во втором случае.

Проследить последующие биографии всех членов Английского клуба или какого-либо еще столь же известного клуба — задача, пока нерешаемая. Но на примере хотя бы названных Готье лиц и самого Готье, пусть не самых типичных членов Английского клуба, можно увидеть, каков был тогда для них «веер возможностей» и какой из возможностей каждый из них сумел воспользоваться в том случае, если сразу не эмигрировал.