И время остановилось

Аурелия ошеломленно слушала: Антуан объяснял отцу, что они с товарищами передают друг другу сведения через дупло в старом дереве на кладбище.

– Туда обычно инструкции и подкидываем.

Леандр одобрительно хмыкнул: ход хитрый. Что подозрительного в людях, зашедших на кладбище?

– Что ж, с этим решили, – подытожил он. – Теперь провожу тебя в комнату, тебе нужен отдых. Но, парень, имей в виду: хоть раз застану у дочери – вышвырну вон.

Видя, как у Антуана вытянулась физиономия, Аурелия прикусила губу, сдерживая смех, а затем пошла за чистым постельным бельем и одеялом. Шум разбудил Мари и Жюльена – те по очереди, сонные, показались на пороге мансарды. Обрадовавшись, что Антуан жив-здоров, они попросили его рассказать о своих злоключениях и о том, что в итоге было решено делать. Жюльен, верный своему неунывающему нраву, тут же принялся подтрунивать.

– Хочешь, одолжу тебе свою одежду? – поддел он, зная, как Антуан ненавидит эти модные тряпки. – В них-то тебя точно никто не узнает.

Антуан отвесил ему увесистый тычок – оба не удержались на ногах и с хохотом повалились на пол.

– Только посмотри на них! – фыркнула Мари, стоя рядом с Аурелией. – Ни в чем друг с другом не согласны, зато подурачиться вместе – это пожалуйста!

Час спустя, когда все угомонились, Аурелия неслышно проскользнула по лестнице, ведущей в мансарду. Одна мысль, что Антуан спит этажом выше, не давала ей усидеть в комнате. Она тихонько поскреблась в дверь, та тотчас же распахнулась.

Увидев Аурелию на пороге в одной ночной рубашке, Антуан, стоявший со свечой в руке, окинул ее пылающим взглядом. Аурелия, не дав ему сказать ни слова, впилась в его губы поцелуем. Он обхватил ее шею, прижал к себе. Пьянея, она целовала и целовала его, пока обоим не стало нечем дышать.

* * *

– Аурелия, – прошептал он, лаская ее сквозь тонкий батист ночной рубашки, – тебе лучше уйти. Не хочу, чтобы твой отец меня вышвырнул.

Девушка сдавленно хихикнула.

– Он не запрещал мне подниматься к тебе – только тебе заходить в мою спальню.

Антуан, не в силах противиться, вновь привлек ее к себе.

– Что ж, эта ночь – наша, – чуть осипшим голосом сказал он.

Они опять слились в поцелуе: языки сплетались в чувственном танце. Необходимость сдерживать стоны лишь распаляла желание. Торопливо скинув одежду, они рухнули на кровать и отдались вихрю страсти.

Чуть позже, устроив голову на плече у Антуана, Аурелия блаженно вздохнула: надо же, как мало порой нужно для счастья. Антуан, любовь всей ее жизни, целый и невредимый, – вот он, рядом. Война их не достанет, не возьмет. Приподнявшись, чтобы поцеловать Антуана в подбородок, она заметила пересекшую его лоб тревожную складку.

– Думаешь о том боше, которого пристрелил твой приятель? – спросила она.

– Да… То есть нет… В смысле, не совсем о нем, но в какой-то мере да, – отозвался он будто издалека. – Бешусь, что сижу тут связанный по рукам и ногам, а действовать нельзя.

– Это ненадолго. Ты жалеешь, что Мишель так поступил?

– Ни капли, – признался он. – Чем больше бошей перебьем, тем скорее до них дойдет, что раздавить нас не выйдет.

Аурелию передернуло.

– Но это ж не повод им уподобляться, – прошептала она. – Тот солдат вам ничего не сделал.

Антуан приподнялся на локте и сверкнул глазами.

– Мы никогда не сможем им «уподобиться». Поэтому мы и боремся с ними.

Аурелия через силу улыбнулась, но решимость во взгляде Антуана пугала. В этот миг она поняла, что он без колебаний примет смерть, отстаивая свободу, если такова будет цена. Ее Антуан был выкован из того же металла, что и истинные герои. Аурелия с тоской подумала: они с ним слишком разные, их любовь не выдержит испытания временем. Однако с того июльского вечера в 1939 году, когда она застала его купающимся в реке, между ними протянулась незримая, но крепкая нить. И следующий час Антуан самозабвенно доказывал это – с нежностью и страстью, на какие только был способен.

30

Хоть над их головами и висела угроза – Антуана разыскивали, – зима 1943 года тянулась медленно и без особых происшествий. От отца Аурелия узнала, что Шарль Тардье и впрямь работает на гестапо в Шатору. Там французские и немецкие агенты выявляли ячейки Сопротивления. Кто протолкнул его в нацистскую полицию, отец или дед, было неясно, зато все понимали – стоит ретивому юнцу получить побольше полномочий, как он тут же примется совать нос в шатийонские дела.

Леандр же, воспользовавшись серией концертов в Париже, занес в книжную лавку на улице Помп пачку писем для местного подполья. Ироничная инструкция гласила: подсунуть конверт в книгу Робера Бразийака[52], известного поклонника Третьего рейха. А вечером Леандр как ни в чем не бывало вышел на сцену – он выступал на благотворительном концерте в компании звезд первой величины. Вернувшись, он тут же попал под град вопросов Мари и Аурелии: правда ли, что обожаемая ими Эдит Пиаф продалась врагу? Верить ли слухам?

– Она и впрямь поселилась в борделе, где отираются главные бошевские шишки? – полюбопытствовала Аурелия.

– Я по радио слышала – они там обжираются икрой и фуа-гра! – с отвращением добавила Мари.