И время остановилось

Старушка уже спешила навстречу, стоило моей машине притормозить у фермы Ла-Шемольер, где она жила. Мама рассказывала, что Аннетт никогда не выходила замуж, хотя кавалеров не чуралась. Просто семейная жизнь была не по ней.

Дождавшись, пока я в подробностях пересказала обнадеживающие слова врача, Аннетт потащила нас за стол, на который выставила розовое вино и блинчики с козьим сыром – еще одним местным деликатесом.

– И что это на него нашло – вот так укатить? – в недоумении спросила она. – Совсем на него не похоже!

Мы с мамой переглянулись. По дороге в больницу я все ей выложила. А поскольку Аннетт и Лулу с детства были не разлей вода, я решила, что могу, ничем не рискуя, открыть правду и ей:

– Да он разозлился из-за того, что я нашла дневник его тети Аурелии. Всплыли какие-то жуткие семейные тайны, о которых мы и не подозревали. Лулу прямо озверел.

Аннетт досадливо вздохнула.

– Ох уж этот старый упрямец! В том-то и беда с тайнами – чем дольше молчишь, тем сложнее потом признаваться.

– Безумие какое-то! – всплеснула руками мама. – Он же тогда совсем ребенком был. Не мог же он сам донести на Аурелию?

Аннетт грустно, но ласково улыбнулась нам:

– Да что ты, ни на кого он не доносил! Просто в тот роковой вечер взрослые строго-настрого наказали нам никогда об этом не заикаться. А Луи, как известно, все указания исполняет дословно.

Выждав немного, я спросила:

– Аннетт, раз уж ты там была… Ты ведь знаешь, что стряслось с Аурелией? И кто такая Доминик?

– Знаю, девочки. Да только не мне вам правду открывать. Могу лишь пообещать, что попробую убедить Луи нарушить обет молчания. В самом деле, надо ли таиться-то? Столько лет прошло!

* * *

Следующие дни, учитывая обстоятельства, пролетели с бешеной скоростью. Лулу вернулся домой, и единственное, что я ему позволяла, – перемещаться с дивана в шезлонг с видом на огород, которым в свободные часы занималась Полин. Ворчать-то дед ворчал, но чувства юмора не утратил. Когда подруга восхитилась, какие у него красные помидоры, он выдал:

– Так я ж им задницу свою показывал!

Тим услышал это замечание и не преминул пересказать его Милли, когда та в четверг заглянула к нам в гости. Грех было не отблагодарить Руди за то, что приютил Тима, пока Лулу валялся в больнице. Хотя сердце у меня по-прежнему екало в присутствии Руди, к теме нашего прерванного поцелуя мы не возвращались. Впрочем, нам и некогда было поговорить наедине: я теперь была сиделкой, он пропадал в книжном магазине. За Милли он примчался впопыхах, его родители ждали их на ужин. Но на прощание он мне подмигнул – и я написала ему сообщение, пригласив их с Милли на день рождения Тима. Он тут же ответил:

Мы будем очень рады, спасибо! Не терпится тебя увидеть:)

Я улыбнулась так же широко, как смайлик в конце его послания.

У мамы тоже не было ни минуты свободного времени – и это здорово! В среду она засиделась допоздна с подругой детства Мюриэль. А в пятницу я сопровождала ее в центр верховой езды – Оливье пригласил ее покататься на Гайе, которая, похоже, прямо прикипела к маме. После нескольких кругов по манежу мама, сияя, призналась, что впервые за долгое время чувствует себя такой свободной и счастливой.

– Знаешь, я, пожалуй, попрошу Лулу отказаться от его планов насчет пожизненной ренты.

– Да он не захочет! Ему позарез нужны деньги после ремонта.

Мама хитро улыбнулась:

– Руди подумывает взять меня на полную ставку. Могу поселиться у деда, платить ему за аренду. Места в доме навалом.

Это решение привело меня в восторг – я очень боялась, что наше фамильное гнездо уплывет в чужие руки.

В воскресенье все столпились в гостиной – поболеть за наших в финале чемпионата мира. Тим с дедушкой нацепили футболки сборной. Полин, Мехди и Аннетт, втиснувшись на диван и размалевав щеки триколором, громогласно подбадривали «синих»[58]. Лулу со слезами на глазах горланил «Марсельезу» так, будто на кону была его жизнь. В какой-то миг я испугалась, что от переизбытка эмоций он опять хлопнется в обморок. Тем более что накануне мы водили его посмотреть фейерверк по случаю Дня взятия Бастилии. Но дедушка держался молодцом. Он ликовал вместе со всеми, когда хорватский футболист срезал мяч в свои ворота. Он вопил от восторга, когда Гризманн, Погба и Мбаппе привели Францию к победе. Он то плакал, то смеялся – как, впрочем, и мы все. А потом мы отмечали вторую звезду[59], уминая пиццу, приготовленную Полин. С теми самыми помидорами, которым якобы довелось узреть дедов тыл.

Позже, когда Полин с Мехди укатили домой, Тим уснул с блаженной улыбкой. Наверняка ему снились новые кумиры и завтрашний день рождения. В саду, за столом, под бархатно-синим ночным небом остались лишь мы вчетвером: Аннетт, мама, Лулу и я. Только я собралась объявить, что тоже иду ложиться спать, как дед удержал меня за руку.

– Погоди, Лиза. Не ложись, пока не выслушаешь, что мы с Ненетт должны тебе сказать. Тебя, Сесиль, это тоже касается, – добавил он, глядя на маму.