– Ана, ты ли это? – ее окликнул женский голос.
Она обернулась, к ней подошли две девушки, раскрасневшиеся то ли от танцев, то ли от выпитого, каждая из них держала в руке по бокалу. Они неприятно улыбались, несдержанно посмеивались и разглядывали ее с нескрываемым презрением.
Ана растерянно замерла. Она узнала их, как и они ее. Две ее некогда главные мучительницы в академии – Марина, княжеская дочь, и ее ближайшая подруга. О, сколько боли Ана пережила из-за них, сколько насмешек стерпела! По телу побежали скользкие мурашки, ладони вспотели. В голове пульсировала только одна мысль – они знают ее настоящую личность.
– Пресвятое чувство вкуса, где ты нашла этот уродский черный мешок! – презрительно воскликнула Марина, ткнув пальцем в платье Аны.
– Добрый вечер, леди! – Ана вступила в нежеланный разговор.
– Что, сбежав, ты совсем осмелела? Кому тебя продали в рабство, что ты даже на королевский бал прошмыгнула, а, крысеныш?
– Не ваше дело. – Она прищурилась и помрачнела.
– Не забывай, что канализационная крыса в нарядном платье все еще остается мерзкой, вонючей крысой, – наклонившись, шепнула одна из девиц.
Ана настолько привыкла к таким прямолинейным оскорблениям, что для нее они казались не более, чем сотрясанием воздуха. Ей хотелось отмахнуться от девушек, как от назойливых комаров, но она не могла и даже отчасти радовалась, что ее обидчицы остались такими же ехидными и гнусными. Ана собиралась с помощью Тьмы заставить их забыть о ней и обо всем, что с ней связано, а это было небезопасно для их сознаний.
Кеннет предупредил, что воздух внутри королевского дворца испещрен защитными нитями Света, поэтому, чтобы использовать силу, нужен прямой физический контакт, тогда Тьма переместится из тела в тело, не касаясь воздуха.
– Чего молчишь, испугалась? – Они засмеялись, показывая ряды ровных белых зубов. – Не бойся, ничего хуже твоей мамаши мы тебе не сделаем! Ты уже родилась! А ведь даже она решила не иметь с тобой дел при виде такого отвратительного лица!
Ана закатила глаза. Когда они не получали желаемой реакции на свои примитивные унижения и глупые оскорбления, они всегда начинали издеваться над тем, что Ана – сирота. Она молчала, всерьез задумываясь над тем, чтобы сделать что-то похуже, чем незначительно изменить их воспоминания о себе.
Княжеская дочка манерно зажала двумя пальцами нос и прогнусавила:
– Знаешь, тебе стоит помыться, воняешь. – И, как бы случайно, сделав маленький шаг к Ане, опрокинула полный бокал красного вина на ее платье.
Вино вылилось на шею и плечи, затекло в декольте, заструилось по платью на пол. Ану окутал кислый и удушливый аромат забродившего винограда. Она раздраженно закрыла глаза.
Прежде в академии чем ее только ни обливали: супом, чернилами, краской, тухлой водой. И Ана отнюдь не была расположена вновь переживать эти ощущения.
«Ну нет, все же совесть меня мучить не будет».
Глава 34. Обмен
Ана собралась с силами и выдавила из себя самую милую улыбку, на какую была способна.
– Ой, какое недоразумение! Не извиняйтесь, все в порядке! – громко сказала она и быстро схватила руки девушек, изображая дружелюбие и симпатию.
Ана осторожно покосилась на толпу вокруг. Гости после драматично-винного душа ожидали шоу с девичьими криками и выдергиванием волос или, хуже того, строгую и вежливую аристократическую перепалку с последующей потерей репутации проигравшего. Однако девушки молчали, а Ана продолжала мило улыбаться и пожимать им руки, потому зрители разочарованно вернулись к своим беседам.
Обидчицы стояли неподвижно, не ощущая ни времени, ни пространства. Ана уже выпустила Тьму, и первое, что она сделала, – приказала разумам девушек замереть.
Во время одного из уроков с Кеннетом они подготовились к тому, что Ана встретит знакомое лицо. Как объяснил граф, она не могла просто удалить себя из воспоминаний человека: в лучшем случае сознание придумает замену потерянному, но наверняка ее не предскажешь, а в худшем, если оставить за скобками возможность сумасшествия, – человек или его близкие заметят использование Тьмы. В мире, где есть способность управлять чужими сознаниями, люди с подозрением относятся к внезапным изменениям в поведении близких.
Ана думала об одном из указаний Кеннета: «Вмешивайся минимально, меняй воспоминания только по необходимости». Она собиралась нарушить его. Ее обида стала больше волнений о безопасности.
Ана чувствовала тепло рук обеих девушек и всю их жизнь: каждую мысль, желание, беспокойство… Она мягко улыбнулась, видя, как ласковы они со своими семьями, но за этой улыбкой стояла река пролитых слез, море проклятий и всего один вопрос: «За что?»
Ана собрала каждое ранящее воспоминание с ней, едкий взгляд в ее сторону, презрительное слово, брошенное, выплюнутое – в них не нашлось ни сочувствия и доброты, ни сомнений, ни угрызений совести.