Читаем Я, бабушка, Илико и Илларион полностью

Старик сошел на обочину дороги, присел. Отдышавшись и накряхтевшись, он поглядел на мальчика, потом стал считать, загибая пальцы: 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38.

– Родился ты, внучек, в двадцать восьмом. Теперь у нас – тридцать восьмой. Значит, тебе пошел одиннадцатый… Взрослый уже… Как же это ты можешь ни о чем не думать, а? Или скрываешь от деда?

– Да нет, дедушка, не думал я ни о чем! – солгал мальчик.

– А пора бы и привыкнуть думать, внучек, пора!..

Старик, кряхтя и охая, встал и продолжил свой путь. Мальчик, словно теленок на веревке, послушно поплелся за ним…


Мальчик – загоревший, с взъерошенными волосами – стоял, опершись на заступ, под чинарой, грустными глазами разглядывал свои облепленные грязью голые ноги и думал: «Как она состарилась, согнулась за один год! Лицо – одни морщины… Голос какой-то сиплый. И все же она похожа на мою мать – молодую, красивую, нежную, кареглазую, добрую мою маму. Похожа и волосами и походкой… Если закрыть глаза, можно представить, что она – моя мать!»

Но мальчик не зажмурился. Мальчик испугался.

– Потеряла я покой, уважаемый Кишварди! Призрак несчастной его матери мерещится мне во сне и наяву… Голос собственной совести преследует меня… С тех пор, как вы взяли его с собой, хожу я опустошенная, словно сердце вырвали из груди… Верните мне моего ребенка, уважаемый Кишварди!..

– Гм, ребенком он был тогда, когда я взял его от вас. Теперь он – мужчина, и пусть решает сам. Захочет вернуться к вам – я не стану его удерживать.

– Обижен он на меня… Если кто и сумеет помирить его со мной, то только вы, уважаемый Кишварди. Человек вы мудрый…

– У вас ведь еще двое таких, уважаемая Юлия… Оставьте мне хоть одного!

– Да разве в счете дело? Два, десять, сто – все одно! Внук – он и есть внук для бабушки, уважаемый Кишварди!

– Так-то оно так… Но как же мне быть? Ведь после моей смерти счет рода Ломджария должен начаться с него?..

– Так я же не изменю его фамилию! Пусть и те двое будут Ломджария, но этого-то отдайте мне!

– Отнимать, значит, мальчика приехали, уважаемая Юлия?!

– Не отпускайте меня на тот свет с грехом на душе! Как же я там взгляну на его мать?!

– Э, уважаемая Юлия, это еще вопрос – кто из нас отправится туда раньше. А каково мне будет глядеть на его мать и отца, если я опережу вас?

– Не дай вам Бог смерти, уважаемый Кишварди!

– Мальчик – он и поле мое, и виноградник, и мельница, и могила, и надгробный камень… Нет, не отдам его, хоть убейте меня!

– Ну так я убью себя! Вот здесь, перед вами!

– Господь с вами, уважаемая Юлия, что вы такое говорите!.. Пойдешь с ней, мальчик?

– Да разве он признается? Он же стесняется вас!

– Это правда, мальчик?

– Ему материнская ласка нужна, уважаемый Кишварди! Постирать, погладить, выкупать, спинку потереть, причесать… Разве вы можете заменить ему мать?

– Ну, это как сказать… Ухаживал я за ним до сих пор, слава богу, неплохо… Вас, по крайней мере, на помощь не звал…

– Не спорю, не спорю, уважаемый Кишварди! Но все же… Ноги мальчику перед сном помыть, в школу за ним бегать… Не мужское это дело!..

– А он и на нашу школу не в обиде… Это в вашей школе его зверем нарекли, да и вы, помнится, согласились с этим… А он не зверь вовсе…

– Почему у меня язык не отсох тогда?

– Однако не думайте, что он у меня превратился в ангела или перестал красть персики!

– Ну и на здоровье!

– Или, думаете, он перестал раздавать муку?

– Да бог с ней, с мукой-то! Все мое принадлежит ему! Пусть хоть сжигает, разве я против?

– И курит, стервец!

– Это правда, мальчик?

– Вы меня, меня спросите! Опустошил и карманы мои, и кисет!

– Ну и пусть курит себе на здоровье! Ведь сами сказали – мужчина он!

– Потерпите еще месяц. Вот получу премию за шелковичные коконы, приодену его… Не пойдет же он к вам этаким оборванцем!

– Вы только отпустите, а одеть, обуть его – это уж моя забота! Сниму собственное платье!

– Гм, очень оно подойдет ему!

– Конечно, вам – шутки шутить, а у меня сердце кровью обливается!

– Я ведь сказал, уважаемая Юлия: он уже взрослый. Пусть решает сам!

– Вы для него – все равно что икона для верующего, и каждое ваше слово – все равно что проповедь Божья… Скажите ему, уважаемый Кишварди!..

– Побойтесь Бога, уважаемая Юлия! Как же это я скажу своей плоти и крови – уйди, мол, из моего дома?!

– А я разве чужая ему? Разве он не моя плоть и кровь?.. Всего год, не больше, осталось мне жить! Умоляю вас, не убивайте меня раньше срока, подарите старушке этого мальчика!

– Уважаемая Юлия…

– На колени, на колени стану перед вами!..

– Да вы что! Встаньте, ради бога!.. Будь по-вашему!..

– Великий Боже! Ниспошли ему счастья и радости!

– Не видать мне больше радости и счастья…

– Матерь Божья…

– Иди с бабушкой, внучек!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза