Со мной цыгане сдружились быстро. Более того, узнав, что я – сирота, они всерьез предложили мне перебраться к ним в табор навсегда, – авось-де станешь когда-нибудь цыганским бароном! Но я предпочел роль пастушка бабушкиных коз и ограничился функциями переводчика между сельскими и цыганскими женщинами, – разумеется, безвозмездно. Цыганки, в свою очередь, также безвозмездно обучали вечерами меня цыганским песням, чечетке и игре на гитаре.
Мужчины, занимавшиеся в основном торговлей сельскохозяйственной утварью, в переводчике не нуждались. Как известно, язык обмена и торговли – это тот международный общепринятый язык, с которого человечество начало свое существование и которым оно думает закончить его.
– Сынок, приведи-ка мне хорошую чачанку-гадалку, уж я отблагодарю тебя! Пусть погадает… Давно уже нет писем от моего Ванойи… – просила меня соседка, и я приводил к ней «хорошую» цыганку.
– Слышь, веди сюда ту самую, что гадала Аграфене. Напророчила она добрых вестей… Веди ее ко мне, за мной, знаешь ведь, не пропадет! – умоляла другая, и я вел к ней «пророчицу».
И если не каждой, то доброй половине жаждущих утешения семей нашего села цыганки гарантировали возвращение в добром здравии мужей и сыновей, братьев и отцов, зятьев и нареченных… В сердца многих страждущих вселили они надежду, у многих плачущих осушили они слезы горя и отчаяния, во многих остывших было очагах раздули, разожгли они огонь… А довольствовались они пустяком – понюшкой табака, парой яиц, полголовкой сыра, кусочком мчади, бутылкой «Одессы», а то и просто стаканом родниковой воды.
Об одном таком «пророчестве» хочу я поведать вам.
Как-то утром зашла к нам во двор соседка Дзнеладзе и окликнула бабушку.
– Чего тебе, Нина? – отозвалась бабушка.
– Одолжи, милая, своего мальчика!
– Бери его навсегда, коли сыщешь непутевого! Мне-то толку от него – что с козла молока! Целый день околачивается, бездельник, с чачанами и бренчит на гитаре! А вчера привел сюда пятерых отпетых босяков, изничтожили, бродяги, последнюю луковицу в огороде и последнюю черешню в саду!
– Господи! И ничего не оставили?
– Как же! Оставили горсть вшей!
– Все равно, одолжи мне мальчика!
– Да говорю же тебе: найдешь его, бери на здоровье!
Разговор этот я слышал собственными ушами, так как сидел на ветке и разыскивал спасшиеся чудом от вчерашнего набега цыганят черешни. Я спустился с дерева и предстал пред очи соседки.
– В чем дело, бабушка Нина, зачем я тебе понадобился?
– Спаси меня, сыночек! Приведи ко мне самую лучшую чачанку, пусть погадает… Гриша, мой мальчик дорогой… – Глаза у старушки наполнились слезами, голос задрожал.
Мог ли я отказать ей?
Я тотчас же повернулся и побежал к табору. Бежал и думал – кого я мог привести к несчастной женщине, да какой был смысл в гадании, если похоронка и окровавленное письмо домой, извлеченное из пробитого пулей кармана Гриши, уже два года лежали на полке перед образом у нее в доме… Два года! На что же она надеется? На чудо? На воскресение из мертвых?.. Но разве закажешь сердцу матери? Пока она собственными глазами не увидит мертвого сына, в ней будет теплиться надежда, крошечная надежда в тайнике старого сердца…
Табор был пуст. Кроме беременной дочери цыганского вожака Николы, все разбрелись кто куда. Я опустился на колени перед ней и взмолился:
– Оксана, прошу тебя, сходим в село, к одной несчастной старушке!
– Да ты что, парень, свихнулся? Еле на ногах стою, сегодня-завтра рожать собираюсь, куда мне тащиться-то?
– На полчасика, Оксана, дорогая! Жалко старушку!
– А есть что у нее? – спросила Оксана равнодушно.
– Видать, есть, коли приглашает, – ответил я с сомнением, так как отлично знал, что село наше, как и все другие, в голодные годы войны влачило жалкое существование.
– «Видать»! А того ты не видишь, что я с трудом дышу?
Цыганка кряхтя встала, накинула шаль и пошла со мной.
Моему появлению бабушка Нина обрадовалась, как небесному знамению, но при виде Оксаны она забеспокоилась.
– Ты кого ко мне привел, черт бы тебя взял! А вдруг у нее здесь начнутся роды, где я повитуху сыщу?!
– Не бойся, бабушка, свое дело она знает лучше тебя!
– Что она говорит? – спросила меня Оксана.
– Говорит, что ты еще молода, чтобы уметь гадать, – солгал я.
– Не ее это забота… Скажи-ка ей, пусть принесет таз, воду, горсть соли, золотое кольцо и три куска сахара.
Я перевел.
– С ума она, что ли, сошла? – запричитала бабушка Нина. – Трех кусков сахара вместе я три года не видела!
Я опять перевел. Оксана захохотала и смеялась так долго, что еле потом отдышалась.
Бабушка принесла все, кроме сахара, потом с трудом сняла с пальца обручальное золотое кольцо и протянула его Оксане.
Цыганка осторожно опустилась на низкий трехногий стульчик перед камином, налила воду в таз и засыпала туда горсточку соли.
– А как же без сахара? – забеспокоилась бабушка Нина.
– Без сахара нельзя! – заявила Оксана.
– Господи, что же мне делать? – Старушка готова была расплакаться.
Оксана полезла рукой в карман, скрытый в складках ее широкой пестрой юбки, извлекла три кусочка леденца и бросила их в таз.