Читаем Я, бабушка, Илико и Илларион полностью

Воробей набросился на маленький огрызок хлеба, пытаясь ухватить его клювом. Его крохотные лапки и коготки смешно скользили по пластику стола. Наконец он кое-как ухватил клювиком хлеб и, вспорхнув, улетел снова на свою изгородь. Оттуда он продолжал посматривать на нас, не выпуская из клюва своей добычи, затем раскрыл крылья и куда-то улетел.

– Видал, как он нас ограбил, этот разбойник? – удивленно глядя на меня, сказал Ачико.

– Гениально назвали его русские – воробей!

– То есть в чем гениальность?

– «Вора бей», понимаешь?

– Да ради бога, это ты сейчас придумал, – пренебрежительно проговорил Ачико.

– Не я, а русские придумали пичуге такое название.

– Вообще-то верно, название точное, – усмехнувшись, согласился он. – Гляди-ка, он опять тут как тут! – воскликнул Ачико и подвинул на краешек стола еще кусочек хлеба. Воробей на этот раз к хлебу не прикоснулся, сидел себе на изгороди, склонив набок головку, и глядел на нас вызывающе, с задором.

– Чирик, чирик, – произносил он время от времени и менял при этом место.

– Могу спорить, что он знает грузинский и подслушивает нас, – серьезно сказал Ачико.

– Смотри, не ляпни что-нибудь, вдруг он турецкий шпион! – предостерег я Ачико и от души расхохотался.

– Ты шутишь, а он, гляди, как слушает.

Воробей и вправду вел себя удивительно. Он склонил головку таким образом, что одно его ушко было обращено к нам.

– Кыш, сплетник этакий! – прикрикнул на него Ачико и взмахнул рукой. Воробей не шелохнулся.

– Ну, господин воробей, чего изволите? – осведомился тогда Ачико.

Воробей ему что-то ответил.

– О, пожалуйста, сию минуту! – Ачико засуетился и поставил на землю свою чашку.

– Чего он хочет? – поинтересовался я.

– Кофе, говорит, желаю, небось сами пьете, а я разве не человек?

Воробей слетел с изгороди на землю и с опаской стал приближаться к чашке.

– Иди, иди, не бойся! – подбодрил его Ачико.

Воробей заглянул в чашку и принялся клевать кофейную гущу.

– Но-но, не увлекайся, чего доброго, сердце испортишь, – забеспокоился Ачико и нагнулся, чтобы поднять чашку. Воробей вмиг улетел обратно на изгородь.

Ачико насыпал себе на ладонь хлебные крошки и протянул воробью.

– Закусывайте, сударь!

Воробей после недолгого колебания распустил крылышки и подлетел к руке, но не сел, а начал описывать над ней круги. Видимо, считая, что осторожность никогда не мешает, он несколько раз облетел протянутую ладонь. Ачико не шевельнулся, замер, и воробей решился: сел на его ладонь. Но прежде чем начать склевывать крошки, он заглянул в глаза Ачико.

Невольно и я посмотрел ему в глаза. Они были полны безграничного удовольствия и любви, карие глаза Ачико. Воробей доверился этим глазам… Он спокойно начал клевать крошки с огромной ладони.

Покончив с этим делом, воробей снова уселся на изгороди и вытер клювик о раздувшийся зоб.

Затаив дыхание, наблюдал я за всей этой сценой. Если бы кто-нибудь со стороны видел все, что здесь сейчас происходило, ни за что не поверил бы, что воробей этот не дрессированный и Ачико не его дрессировщик.

– Ты просто Дуров! – с восторгом сказал я ему.

– Не я Дуров, а он, смотри, что он со мной выделывает, – возразил вошедший в азарт мой приятель и насыпал крошки себе на голову. – Пожалуйте, сударь, угощайтесь! – пригласил он птичку, широко разводя при этом руки.

И вдруг произошло что-то невероятное… невероятное и ужасающее… Огромная крестообразная тень пронеслась над столом, и воробышек исчез! Исчез наш воробей!

– Что случилось? – спросил ошеломленный Ачико.

– Ястреб… – едва ворочая языком, проговорил я.

– Куда девался воробей? – надтреснутым голосом спросил он.

Я приподнял плечи и с трудом проглотил слюну.

Он вдруг сорвался с места и подскочил к бармену.

– Помоги!

– В чем дело?

– Воробей!

– Что за воробей? – обалдел бармен.

– Ястреб, моего воробья унес ястреб!

– Ты что говоришь, слушай, откуда в городе ястреб? – взмахнул рукой бармен.

Ачико бросился ко мне.

– Куда делся воробей?!

– Сядь, – попросил я его.

– Куда делся, говорю!!

– Ястреб его унес…

– Как это унес?! Мы сидели втроем, ели, пили, смеялись, а он налетел, утащил – и все, и больше ничего?!

– Полно, Ачико, – взмолился я.

Ачико смотрел на меня дикими глазами. Потом сел, опустил лицо в ладони. Долго он так сидел.

– Ладно, Ачико, будет тебе… – Я положил руку ему на плечо. Он стремительно поднялся и ушел, не оглядываясь.

Какое-то время я продолжал сидеть в одиночестве. Потом ко мне подошел бармен.

– Упился? – спросил он.

– Кто?

– Твой друг.

– Да нет, понимаешь, мы ведь даже и не пили, сидели втроем, вот так: я здесь, он там, а он…

– Кто это «втроем»? – Бармен подозрительно поглядел на меня, потом на бутылку, но бутылка оказалась початой всего лишь на два пальца.

– …он, воробышек, сидел там, на изгороди, и вдруг этот ястреб…

– Да вы что, оба спятили? Откуда в городе ястреб! – вышел из себя бармен.

– Говорю, ястреб, вот как сейчас тебя вижу…

– С тебя десятка, – холодно прервал меня бармен.

Я протянул ему десятку и встал.

Когда я вернулся в наш номер, Ачико лежал навзничь на своей кровати.

Он плакал.

Бесы

Перевод К. М. Коринтэли

Бесы бывают трех видов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза