Цицеро втягивает воздух резко, распахивая глаза. Ему казалось, что он никогда не выберется из этой тесной темноты, но пальцы наконец-то нащупывают мокрый песок, и Цицеро вцепляется в него, карабкаясь, жадно дыша. Он выбирается откуда-то и со всхлипами приникает к этому песку, пытаясь успокоиться. И это получается, пусть и не так быстро. Цицеро не помнит толком, почему ему так страшно, но это и к лучшему – проще будет забыть. И, отдышавшись, он приподнимается, оглядываясь.
– И куда Цицеро попал на этот раз? – щурится от мягкого сероватого света после темноты. Воздух вокруг остро пахнет морем, и, осмотревшись, Цицеро убеждается, что находится на каком-то холодном пляже, недалеко от города. Вся одежда отчего-то промокла, и маленький итальянец дрожит, поднимаясь на ноги. От холодного ветра явно не становится лучше, и Цицеро приплясывает на месте, бормоча под нос злые ругательства. Надо идти в город – других вариантов согреться все равно нет. И Цицеро, проклиная все, что ему попадается – от погоды и собственной жизни до попавшего под ногу камня – отправляется именно туда.
Но город, а если быть точнее – набережная, встречает его девственной пустотой. Не валит дым из видимых вдалеке заводских труб, не шумят дороги, не светятся вывески в белесом тумане. Цицеро раздраженно вздыхает и обхватывает себя руками – как же ему холодно, а здесь нет ничего, чем можно согреться, один промозглый ветер пронизывает насквозь. Но, вглядевшись слезящимся от этого ветра взглядом в уходящие к городу улицы, Цицеро замечает кое-что и вздрагивает довольно. Две фигурки почти неразличимы уже в тумане, но разве это важно? Куда важнее, что здесь есть люди и они куда-то направляются, возможно, в тепло, куда-нибудь, где есть отопление, бренди и мягкие кресла. Цицеро довольно будет любой из этих вещей, и он торопливо спускается по лестнице. Его короткий крик ловит и заглушает туман, но это ничего, Цицеро не будет тратить силы и тепло дыхания лишний раз, он просто догонит тех, кто уходит в город. Уходит так быстро, ох… Цицеро нелегко так же быстро переставлять ноги, но он очень старается, спотыкаясь на мостовой и тяжело кашляя, когда хватает ртом ледяной воздух.
Те двое идут слишком скоро для Цицеро, а ему требуется все больше времени, чтобы остановиться и откашляться – вместе с холодом в легкие как будто проникает какая-то болезнь, тяжелая и соленая. И он добирается до словно брошенной кем-то наспех гостиницы намного позже того, как двое скрываются внутри. Но Цицеро видел их с самого начала улицы и теперь замечает разбитое стекло в двери, так что знает, где они, но сам не торопится внутрь, хотя оттуда и явно подает теплом. Но он только теперь чувствует странную подрагивающую вибрацию воздуха, кажется, даже самого города, и не может не осторожничать. Теплее ему, конечно, не становится, но Цицеро еще не настолько выжил из ума, чтобы попросту соваться в искушающее его место. Обычно в таких искушающих местах не находится ничего хорошего, и Цицеро решает для начала отойти между домов, последить за тем, что произойдет дальше. И если те двое не будут выходить достаточно долго, то и Цицеро сможет рискнуть погреться.
Но снаружи довольно скучно, и Цицеро нечем заняться, кроме того, чтобы мерзнуть и вспоминать старые песни. Но когда он уже решает все-таки забраться в тепло пульсирующую башню, что-то происходит на ее крыше, и Цицеро прижимается к стене ближайшего дома, вглядываясь. И чуть не кричит радостно. Тиерсен. Тиерсен – это хорошо, это спокойствие, это какая-то абсолютная точка, константа покоя. Но Цицеро кусает себя за язык сразу, зажимая рот рукой: он вспоминает, что Тиерсен наверху не один, и не хочет рисковать. И понимает, что не зря, когда видит женщину, которая подходит к краю крыши и садится на парапет. Это очень странная женщина, которая похожа разве что на Глубоководных* из любимых книжек Цицеро, потому что кожа ее явно серая, и это видно даже на таком расстоянии, слишком серая, чтобы быть просто болезненной. Цицеро задерживает дыхание, всматриваясь, но слов, которыми женщина обменивается с Тиерсеном, он не слышит. Впрочем, она все равно ему не нравится, слышал бы он ее или нет. Особенно когда она касается Тиерсена. Кажется, они ссорятся или что-то, по крайней мере, наверху происходит какое-то движение, и Цицеро очень старается не пропустить ничего, хотя видеть четко ему все сложнее: у него начинает сильно болеть голова, и картинка мягко плывет перед глазами.