Цицеро все-таки вышел из комнаты через какое-то время: он так и не поужинал вчера, а после сегодняшнего обеда прошло уже много часов, и есть очень хотелось. Как ни крути, в поединке гордости и желудка всегда побеждает желудок, и маленькому итальянцу пришлось это признать, когда он молча сел за стол, стараясь не слишком сильно вдыхать сладкие запахи. Тиерсен улыбнулся, повернувшись к нему и ставя на стол глубокую тарелку.
– Я приготовил твой любимый сабайон*. С твоим любимым печеньем, – он поставил и вторую тарелку, полную “дамских пальчиков”, перед Цицеро, и сам сел напротив, сводя пальцы под подбородком. – И все равно еще открыл мадеру и ром, что ты больше хочешь?
Цицеро взял ложку и капризно ковырнул сладкий крем.
– Довольно жидкий, – сказал он, но не с укором, а как будто наоборот, очень довольно, хотя Тиерсен и чувствовал в этом какой-то явный подвох. – Как раз то, что нужно Цицеро с его старым и никчемным желудком, – о, а вот это был именно он. Цицеро попробовал сабайон и нарочито жалостливо цокнул языком. – Слишком много сахара, Тиерсен. Может быть, тебе стоит готовить что-то более полезное? Без сахара? Например, манную запеканку? – он сказал это с очень невинным видом, но Тиерсен отлично знал, как он ненавидит все эти запеканки, и от этого напрягся только сильнее. – Цицеро очень беспокоится о своем здоровье!
– Ну что ты такое говоришь? – впрочем, Тиерсен был рад и тому, что у них образовался хоть какой-то диалог, и старался быть очень мягким. – Я хоть каждый день могу баловать тебя сладким, если захочешь. Помнишь, когда мы первый раз вместе готовили сабайон? – он улыбнулся, надеясь, что хотя бы приятные воспоминания как-то успокоят Цицеро. – Ты тогда по уши измазался, а потом мы…
– Цицеро не уверен, что помнит! – маленький итальянец нарочно повысил голос, перебивая Тиерсена. – Это было слишком давно, а у Цицеро уже не такая хорошая память. Может быть, он вообще завтра в старческий маразм впадет, кто знает, – он недовольно облизал ложку и потянулся за печеньем.
– Да что с тобой? – Тиерсен нахмурился на секунду, ему не всегда легко найти нужные слова, но тогда он очень старался: – Ты вовсе не старый. Ты красивый, привлекательный, у тебя прекрасное тело и всего пара морщинок, только потому, что ты так часто улыбаешься, – он немного лгал, но, на его взгляд, совсем немного, чтобы это было ложью по-настоящему, и потянулся к ладони Цицеро, но тот отдернул руку.
– Если Тиерсен и правда так думает, то почему он говорил сегодня совсем другое?! – как и всегда, Цицеро не собирался скрывать свои эмоции.
– А что я говорил? – Тиерсен совершенно не помнил, и не оправдываться же было просто так.
– “Я бы с радостью поехал, но мой старик не простит мне, если я пропущу хоть одну серию его любимого сериала”, так ты сказал?! – Цицеро закричал и со звоном бросил ложку на стол.
– Ох, Боже, мой милый глупый Цицеро, – Тиерсен засмеялся, но сразу прекратил, когда увидел, как его итальянец на него смотрел. – Я не это имел в виду. Я… просто я всегда так называл своего настоящего отца, и мне показалось, что если я буду использовать такие вещи, это будет… более реалистично, разве нет? Извини, я не хотел тебя обидеть. Знаешь, давай сделаем вот что: ты просто скажешь мне, как бы ты хотел, чтобы я называл тебя при других.
Цицеро молчал напряженно. Он понятия не имел, как Тиерсен мог бы называть его, но ему заранее ничего из этого не нравилось, и он только больше сердился. А Тиерсен еще и сильнее все портил:
– Если хочешь, я могу просто называть тебя папой, м?
– Цицеро… Цицеро не хочет! – маленький итальянец не выдержал и резко поднялся. – Ни так, ни по-другому, никак! У Цицеро есть имя!
– Извини, но если ты хотел, чтобы я звал тебя по имени, стоило сказать об этом раньше, – Тиерсен тоже начал сердиться.
Цицеро весь вспыхнул, он совершенно не хотел чувствовать себя виноватым и только раздраженно оттолкнул тарелку и вышел из кухни.
– Да в конце концов, важно, что я сказал или что я никуда не поехал?! – крик Тиерсена приглушился очередным хлопком двери, и ему пришлось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Он посидел еще немного и потом накрыл печенье и крем и налил себе полстакана рома.
Остаток вечера Тиерсен провел в прекрасной компании бутылки и телевизора и спать лег там же, на диване в гостиной, раздевшись и найдя в одном из шкафов плед. Видеть Цицеро и тем более разговаривать с ним ему не хотелось. Утром Тиерсен обнаружил пустые тарелки из-под сабайона и печенья в раковине на кухне, упрямо захлопнувшего дверь ванной Цицеро, собственно, в ванной и начал отсчет нового периода молчания.