Джихад не обязательно влечет за собой войну. Хиджра, да. «Аль-Каида», ИГИЛ и другие организации преподносят хиджру так, как они считают выгодным для себя. Абу Мустафа отправился на Средний Восток по сугубо религиозным мотивам. В поисках самого себя он пока еще не превратился в убийцу. Он никогда не размещает в Интернете свои фотографии, сделанные на Леванте, или пропагандистские лозунги. То, что мне известно о нем, дает мне право предположить, что он не боевик. Он довольствуется тем, что публикует самые безобидные суры Корана. Он призывает только к одному: если ты по-настоящему веришь в Бога, живи в мире со своей верой. Он всегда буквально следовал канонам своей религии и полагал, что в Сирии он найдет истерзанную землю, которую ему вместе с его новыми братьями суждено освободить и превратить в исламское государство. По крайней мере, именно так он представлял себе положение дел, когда уезжал, бросив все. С тех пор, как он очутился там, куда он так стремился, он испытал огромнейшее разочарование. Порой он доверительно сообщает Мелани, что у него складывается впечатление, что он «живет во лжи». Мы обмениваемся только письменными сообщениями, но, тем не менее, я чувствую, как он мучительно одинок. Мелани спрашивает, почему он не возвращается или почему он не пытается создать семью вдали от варварства, если это, конечно, возможно.
– Я с самого раннего детства был очень набожным. Моя семья – истово верующая. Мои родные не испытывают стыда из-за того, что я нахожусь в Сирии, поскольку они знают, что мое сердце чистое. Но они боятся ИГИЛ, «Фронта ан-Нусра», армии Башара и всех тех, кто убивает во имя религии. Им хотелось бы, чтобы я вернулся… Даже если праведный мусульманин не должен бояться смерти, порой, сестра, я чувствую, что мой последний час пробил.
– Там трудно адаптироваться? Тебе не хватает твоих родных?
– Сначала мне было очень тяжело. Иншалла, тебе очень не хватает родных, семьи. Моя младшая сестра сдала выпускные экзамены сразу после моего отъезда, а большинство моих братьев с тех пор справили свои дни рождения. Я пропустил все эти прекрасные моменты. Сестра моя, вот уже год, как из моих глаз непрерывно текут слезы.
Я искренне обдумываю, что Мелани скажет ему.
– Мне действительно очень жаль тебя… Я знаю, что очень трудно покинуть Сирию, что после твоего возвращения в Европу тебя ждут другие серьезные проблемы. Но попытка – не пытка. Дома тебя ждут нелегкие испытания, но если ты сумеешь доказать, что никогда не держал в руках оружия, многие НПО могли бы тебе помочь…
Абу Мустафа долго не отвечает. Я его не знаю, но все же внимательно слежу за его губами, вернее, за экраном. Мне уже хочется позвонить Димитрию Бонтинку и попросить его помочь мне вернуть на родину Абу Мустафу. Но тут Абу Мустафа отвечает, повторяя пропагандистские слова, словно заезженная пластинка. Тем не менее я убеждена, что он действительно задумался над советами Мелани.
– Изменения не могут произойти без революции, равно как без страданий и человеческих жертв. Я принес клятву верности нашему будущему халифу Абу Бакру аль-Багдади. Он и только он один должен вести нас, мусульман, за собой. Раз я сюда приехал и продержался целый год, значит, я могу остаться здесь на всю жизнь. Басмалла.
– Если я вступлю в ряды «Исламского государства», я буду выполнять только гуманитарные задачи. Я создам семью с мужчиной, которого действительно люблю, а не просто для того, чтобы следовать модели диктуемой жизни.
– Ты замужем? У тебя есть жених?
– Да, у меня есть жених, который меня ждет…
Абу Мустафа отвечает через несколько минут. Судя по всему, он разочарован.
– Мне хотелось бы создать семью, стать отцом, найти супругу, которую буду любить. Но в Сирии это сложно… Здесь трудно, сестра моя, менталитет сириек не имеет ничего общего с нашим менталитетом… Поэтому все предпочитают жениться на сестрах из Европы.
– Почему?
– Потому что сирийки презирают иностранных джихадистов. Они боятся ИГИЛ. Да и мы сами не приемлем их веру, потому что она неправильная! В отличие от вас, европеек, они не соблюдают законы шариата. Они даже носят не паранджу, а крошечный хиджаб!
Я вспоминаю о том моменте, когда я впервые надела хиджаб. Мне кажется, что это было давно. Но это было недавно. Абу Мустафа продолжает:
– А потом, я вырос во Франции, а они – здесь. Я испытал самый настоящий культурный шок… Между нашими, западноевропейскими, привычками и их ментальностью существует полнейшее непонимание. Поэтому если бы мы могли жениться на таких сестрах, как ты, жизнь была бы превосходной.
– У них закрытая ментальность?
– Да, они ко всему закрыты. К религии, к мужу.
– Но мне говорили, что в Сирию приезжают многие европейки…
– Их надо еще найти! Они ведь не растут на деревьях!
– У нас каждый день или почти каждый день говорят об отъездах на Средний Восток. Очень часто уезжают женщины. Я сама знаю многих сестер, которые уехали туда.