Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения

В юный мир весенних почек,
с тростью толстою в руке,
он вступает, старый летчик
в чесучовом пиджаке.

Узкоплечий и сутулый,

незаметный старичок –
выступающие скулы
и сухой пергамент щек.

Что ж! Пошел восьмой десяток:

жизнь была к нему добра,
только пращуру крылатых
на покой уже пора.

А когда-то в день багряный,

в золотое торжество
неуклюжие «фарманы»
поднимали и его.

И народ обыкновенный

расшумелся и притих,
и гремел оркестр военный
яркой медью духовых.

А когда-то над Касторной,

сталью рельс, травой полян
проносился тенью черной
незалатанный биплан.

Тень крыла его ширяла

по некошеной траве,
слава след его теряла
в горной синей мураве!

Сел бы он, захлопнул дверцу,

взвился б ввысь в небесный быт,
да хромающее сердце
подниматься не велит.

И глядит он, старый летчик,

сквозь сплетения ветвей,
сквозь налив весенних почек,
в ясный мир мечты своей:

там, заламывая крылья,

синеву беря в полон,
пролетает эскадрилья
реактивных веретен.

И глядит он, авиатор,

в синеву из-под руки,
и за стеклами двойными
слезы теплые легки.

«Между тем как вздыхает забота…»

Между тем как вздыхает забота
в кузовах голубой тишины, —
неким ангельским чувством
полета небожители наделены.
И о чем они плачут ночами,
знают только лазурь да судьба;
и как крылья у них за плечами
вырастают земные гроба.
Человек, обретающий крылья,
дьяволеныш кошмаров земли,
вознесись над бесплодною пылью
и развейся, истаяв вдали.
Перехожий, прохожий калика,
не вступая с вселенною в спор,
перед святостью Божьего лика
опусти свой двусмысленный взор.
Обреченному жить неохота,
но в шатрах голубой тишины
неким сказочным чувством полета
небожители наделены!

ЯЩИК ПАНДОРЫ

Люблю деревянный ящик,
эфирных приют голубей,
веселый вокзал настоящих
и выдуманных скорбей.

Люблю стоголосое пенье,

лингвистов таинственный вой,
живые аккорды шопеньи
над полузаснувшей Москвой.

И это Попова наследство,

волшебную эту молву,
невнятную музыку детства
печалью своей назову!

Люблю я смычки лимитрофьи,

тоску канифоли сберечь –
Шопена лирический профиль,
певцов замогильную речь!

Вселенную снова облапив,

разбив элегический лед,
шеллачной пластинкой Шаляпин
из пышного гроба встает.

Люблю золотые раздоры,

разрядов тревожную грусть —
и весь этот Ящик Пандоры,
как в детстве, учу наизусть.

ОБРАЗ КОРАБЛЯ